Рафаэль Арамян - Неоседланные лошади [Сборник рассказов]

На дороге стояла толпа голодных беженцев и глазами поедала ягнят.

«Вот сейчас они набросятся на них, — подумал Мкртыч. — Да, нелегкое это дело, пастушество».

Старик стал припоминать одного за другим исчезнувших ягнят, и стадо стало таять; глаза ягнят остекленели, зеленые от травы язычки выпали из уголков рта…

…Ни один из беженцев даже не пошевельнулся. Они съели ягнят голодными глазами, насытились и молча побрели на луга собирать съедобные травы и коренья.

День такой студеный, а земля такая мерзлая, что вряд ли беженцы смогут чего-нибудь раздобыть. Мкртычу захотелось подозвать их и раздать им всех ягнят.

— Да, не гожусь я в пастухи! — еще раз подумал он вслух. — Плохой из меня пастух!

Он прислушался к звукам своего голоса, потом к печальному и заунывному перезвону соборных колоколов и вздрогнул.

Служили панихиду. И не по одному покойнику, а по тысячам людей и, быть может, по архимандриту Комитасу, певшему песни, в которых вола называли братом, куропатку — израненной курочкой, и бывшему таким же божьим творением, как эти горы, камни, деревья, травы, овцы…

Мкртыч бросил прутик, позволил стаду разбрестись и, повернувшись лицом к собору, хриплым, старческим голосом произнес:

— Не получился из меня пастух. Господи, какой я пастух! Я, как и вардапет, твой жертвенный агнец!

Колокола собора звенели печально и заунывно. Шла панихида, и старый пастух опустился на колени посреди дороги и стал истово молиться об утраченной родине, о зарезанных ягнятах и об ушедшем на чужбину архимандрите с его песнями, бередящими душу…

Перевели В. Власов и Н. Манукян

Старый священник пришел издалека, постолы его прохудились. Он присел на ступеньки у входа в покои католикоса, снял постолы и принялся за их починку. Он сидел склонившись над своей работой, и Комитас не видел его лица, а только свалявшиеся, никогда не знавшие гребня сивые космы.

Комитас ждал, а тот, нагнувшись, поправлял ремешки постолов.

Весть о приходе старого сельского священника из Сасуна принес один из семинаристов, и Комитас пришел, чтобы повидаться с этим святым отцом, который, по слухам, был неграмотен, но знал все евангелие наизусть.

— Здравствуйте, отче.

— С милостью тебя божьей, сын мой, — ответил священник, не поднимая головы.

Закончив свое дело, священник поднялся, поправил широкий пояс из сыромятной бычьей кожи, кинжал и лишь теперь заметил молодого худощавого, смуглого вардапета.

— Бог в помощь, святой отец.

— Да будет с тобой милость божья, отец, — ответил вардапет.

Священнику было за семьдесят. Все лицо его заросло пышной сивой бородой, начинавшейся от маленьких, запавших глаз, над которыми, как карниз из черного туфа над окнами, нависали густые брови.

— С Сасунских гор прибрел я к святейшему католикосу, — заговорил он, не дожидаясь вопроса.

И они стали ждать вдвоем.

Комитас почему-то ни о чем не спросил старика, хотя и пришел сюда ради вестей из Сасуна. Он отказался от расспросов, может быть, потому, что священник сразу же погрузился в себя, чем-то напомнив Комитасу запертую церковь. Они стояли рядышком и молчали. Священник смотрел на вардапета и, казалось, не видел его. Может быть, он вспоминал свою ветхую сельскую церквушку и думал о том, что в этом году дождей мало, а на просяные поля Сасуна жучок напал. Кто знает, о чем может думать старый сельский священник, о котором рассказывали, что он знает наизусть евангелие от начала до конца, а после проповеди пашет.

Секретарь пришел сказать, что католикос ждет. Священник снял постолы, взял их под мышку, потом опустился на колени и так, на коленях, пополз к покоям католикоса. Комитас хотел было заметить, что это старик мог бы сделать у самых дверей, но не посмел: священник самозабвенно шептал молитву.

В дверях приемной священник на мгновение замешкался, потом увидал сидевшего в кресле католикоса айрика [17] Айрик — отец. Хримяна, воздел над головой руки, и постолы с глухим стуком упали на ковер. Комитас нагнулся, поднял постолы и спрятал их под фараджу.

— Айрик, — низким, хриплым от волнения голосом заговорил священник, — у меня было трое сыновей, и все трое пали в сасунских боях. Я пришел просить тебя, чтобы ты прочел по ним заупокойную. Сердце от горя стучит, как надтреснутый колокол.

Голос священника дрогнул.

Старый католикос поднялся с кресла. Комитас заметил на глазах его слезы. Католикос подошел к священнику, поднял его, подвел к своему креслу и усадил. Потом молча опустился на колени перед священником. Тот в ужасе вскочил с кресла.