Юрий Колесников - Занавес приподнят

Вскоре после отъезда Букура выяснилось, что обыск в пансионе мадам Филотти, усиленные поиски сигуранцей механика Илиеску и все прочее вовсе не было связано с какими-либо признаниями Томова. Доподлинно было установлено, что его перевели в тюрьму Вэкэрешть именно потому, что ничего не добились на допросах в генеральной дирекции сигуранцы. Стойкость молодого подпольщика косвенно подтверждалась тем, что Аурел Морару, вовлекший Томова в революционную работу и вместе с ним монтировавший в подвале гаража типографский станок, а также гараж и дом профессора Букура, судя по всему, оставались вне подозрений сигуранцы. В противном случае ее агенты не замедлили бы арестовать Морару и учинить обыск во владениях профессора.

Еще и еще раз перепроверив все данные и наблюдения, подпольщики известили Букура о возможности возвращения в Бухарест, но с непременной кратковременной остановкой в первом румынском городе на границе с Венгрией — Орадя-маре, чтобы оттуда переговорить по телефону с домочадцами и лишний раз убедиться, что никаких изменений с момента отъезда из Будапешта не произошло.

Букур прибыл в Орадя-маре поздним вечером и направился в отель «Ардял». Администратор не успел оформить единственный свободный роскошный номер с гостиной на имя профессора Букура, как к его стойке подошел среднего роста брюнет в элегантно сшитом сером пальто. За отворотом у него проглядывал из пиджачного кармашка белоснежный платок. Он протянул администратору визитную карточку и потребовал хороший номер. Это был профессор богословского факультета Ясского университета Константинеску. Смущенному администратору ничего не оставалось делать, как предложить важному профессору поселиться в гостиной номера, снятого уже Букуром, разумеется, с согласия последнего.

Коллеги познакомились и, хотя и тому, и другому предложение администратора было не по душе, согласились с ним.

— В конце концов, мешать друг другу мы будем всего одну ночь, — шутливо сказал Букур. — Если вас устроит гостиная, то пожалуйста…

— Весьма благодарен вам, господин профессор, — несколько неловко чувствуя себя, ответил Констаитинеску. — Вы очень любезны!

— Боюсь, господин богослов, разочаровать вас… Любезен я бываю не часто, но полезен, смею вас уверить, всегда!

— А вам не кажется, профессор, что в данном случае ваша любезность равнозначна полезности, так как она избавила меня от бессонной ночи!

Они поднялись в номер, продолжая шутливо пикироваться, но каждый из них имел основания относиться к другому настороженно. Прежде они не были знакомы, никогда не встречались и ни в какой степени не были осведомлены о мировоззрении и политических взглядах друг друга. Впрочем, профессор Букур не сомневался, что профессору богословия может быть присуща лишь реакционная идеология и что поэтому Константинеску, несомненно, на хорошем счету у властей. Это его устраивало, так как в какой-то мере ограждало от неожиданного вторжения в номер агентов сигуранцы, особенно часто в приграничных городах устраивавших проверку личности прибывающих туда лиц. Документы у Букура были в полном порядке, но беспокойство вызывало наличие объемистой пачки нелегальной литературы…

Профессор Константинеску, в свою очередь, полагал, что реноме профессора Букура безупречно, что он широко известен в стране и за ее пределами и, по всей вероятности, близок к высшим сферам столичного общества… Поэтому и профессора богословского факультета Ясского университета устраивало присутствие с ним в номере человека, имя и репутация которого считались апробированными властями!..

Вдоволь поговорив, коллеги разошлись и только было уснули, как послышался негромкий, но настойчивый стук в дверь. Встревоженный Константинеску тотчас же поднялся с дивана и, не включая света, на цыпочках прошел в холл, отделявший гостиную от входной двери. Выжидая, он остановился, затаив дыхание.

В дверь постучали повторно столь же тихо, но тревожнее.

Константинеску вернулся в гостиную, чтобы включить свет, прежде чем открыть дверь, и заметил, что в спальне свет уже горит и профессор Букур, шаркая туфлями, что-то отодвигает, шуршит бумагой.

В дверь снова последовал стук, по-прежнему деликатный, сдержанный.

— Кто там и по какому поводу? — недовольным тоном разбуженного ото сна человека громко спросил Константинеску, еще не дойдя вновь до двери.

— Мне нужно видеть господина профессора Константинеску-Яшь, — послышался из-за двери приглушенный голос. — Откройте, пожалуйста!