Юрий Колесников - Занавес приподнят

Стырчу вдруг осенила мысль:

— А не бежал ли механик к большевикам?

От неожиданности и удивления комиссар Ионеску так вытянул тонкую длинную шею, что его маленькая голова с прилизанной прядью жидких волос, казалось, вот-вот коснется закопченного табачным дымом потолка. Он хотел было поднять своего подчиненного на смех, но смекнул, что и это ни на чем не основанное предположение можно будет подсунуть начальству в качестве объяснения безрезультатности поисков механика Илиеску.

Услышав предположение Ионеску, Солокану мрачно сдвинул брови, прищурил глаза и ничего не ответил. Долговязый комиссар без слов понял, что инспектор обозвал его про себя идиотом или чем-то в этом роде. Ионеску поспешил дать обратный ход:

— Я, разумеется, не верю в это… Но и такую возможность нельзя отбрасывать. С подобными случаями мы не раз сталкивались…

— Выбросьте эту чушь из головы, комиссар, — грубо прервал его шеф. — Илиеску в стране. И я больше чем уверен, что он находится в Бухаресте.

Солокану извлек из ящика стола несколько листиков бумаги оранжевого цвета с печатным текстом и протянул их комиссару.

— Вот, полюбуйтесь! Пока вы возились тут с бессарабским дикарем, Илиеску и его друзья поспешили выпустить новую порцию листовок. Я думаю, что шрифт, бумага и прочее, как видите, здесь не случайно те же, что и до ареста бессарабца… Я вовсе не исключаю, что бессарабец — подпольщик, но он мелкая сошка, и листовки — дело не его рук, а Илиеску. Однако мы, видите ли, никак не можем загнать его в западню. Сигуранца его величества! Позор…

Ионеску хотел было сказать что-то в свое оправдание, но Солокану прервал его:

— Продолжайте искать! И не пытайтесь оправдывать свою неспособность умело и оперативно действовать какими-то вздорными аргументами!

…Арест Ильи Томова причинил товарищам по подполью много хлопот и волнений.

— Господа из сигуранцы — мастаки заставить и мертвого заговорить, — с огорчением сказал Илиеску, когда узнал от Аурела Морару об аресте Томова. — Илие еще молод, опыта у него маловато, а испытание ему предстоит тяжелое. Ручаться в таких случаях нельзя… Кто знает, выдержит он пытки или нет?.. Надо нам, Аурикэ, принимать срочные меры…

И меры были приняты. Одна часть товарищей из звена Томова была переведена на нелегальное положение, другая — прервала общение друг с другом, прекратила работу… Морару перевез типографию из подвала гаража профессора Букура в другое место. Одновременно с типографией он перевез из пансиона тетушки Томова на улице Арменяскэ и товарища Траяна на другую конспиративную квартиру.

Сделать все это было очень нелегко, на каждом шагу возникали непредвиденные трудности, но, так или иначе, меры предосторожности были выполнены в течение двухтрех дней после ареста Томова. Нерешенным оставался вопрос о профессоре Букуре. Что касается типографии, то сигуранца могла поверить профессору на слово, будто он не знал о ее существовании в гараже. Но Илиеску не исключал, что сигуранца может допытаться и до того, что именно Букур извлек пулю из бедра Томова, что именно он, увидев на снятом с запястья руки Ильи наручнике немецкое клеймо, написал статью «За румынский хлеб — нацистские кандалы». Надо было во что бы то ни стало уберечь Букура от ареста… Такое решение нетрудно было принять, но как его осуществить?

После долгих размышлений Илиеску пришел к заключению, что Букуру следует на время покинуть страну, но прежде, чем он успел передать через Морару это свое заключение профессору, произошло событие, заставившее подпольщиков всемерно ускорить реализацию этого решения.

Поздно ночью в пансион мадам Филотти нагрянула свора полицейских и шпиков во главе с подкомиссаром Стырчей с ордером на обыск. Они учинили форменный погром в помещении: отодрали половые доски, рылись в чемоданах всех постояльцев, вывалили на пол одежду и белье из гардероба и комода, вытащили и исследовали все ящики буфета, ощупали и разбросали перины и подушки, сняли и вскрыли икону, выскребли золу из печек, рылись на чердаке, на кухне и в чулане.

…Тем временем Стырча наседал на хозяйку:

— С большевиками снюхались! Дали приют агентам Коминтерна! Позарились на денежки из Москвы!

Бледная как полотно мадам Филотти растерянно моргала глазами. Она не знала, что такое Коминтерн, не понимала, при чем тут Москва, и ответила совсем невпопад:

— Мне платят квартиранты, да и то не всегда, налог я вношу в срок… Что правда, то правда — жил у меня тут долгое время один агент какой-то фирмы, может, и той самой, которую вы назвали, только он исчез, так и не уплатив…