Александра Гальбина - Каменный пояс, 1989

Но опять

В парилку — ух!

Аж захватывает дух.

Парюсь, бью себя,

Стегаю,

Всю усталость выбиваю,

Всю с себя снимаю грязь.

Эй, подружки,

С полки слазь!

А они пред Новым годом

Пахнут веником

И медом:

Розовеют,

Груди пышут,

Каждой поринкою дышут

Так, что светятся листки —

Нет здесь места для тоски.

Каждый занят своим делом,

Чтобы чистым быть

И белым.

Моют головы

И пятки.

Все нормально,

Все в порядке.

Кто над шайкой,

Я под душем,

Те под феном кудри сушат

Все на свет

Как народились,

В русской бане обновились.

Грациозность,

Свежесть в теле…

Жаль — не видел Боттичелли.

Такой беспорядок в природе,

Опавшей листвы кутерьма…

И враз постаревшие вроде,

Озябшие за ночь дома.

Тоскливость, тоскливость…

Не сразу

Душа пообвыкнется с ней,

Не сразу, конечно, не сразу,

Отступит улыбчивость дней…

Припомнится лето дарами:

Блаженством на теплом песке,

Душистыми в поле стогами

И даже мозоль на руке…

Припомнится, что отоснилось,

Что в прошлое с летом ушло,

Что с нами навечно простилось

И что навсегда отцвело.

В троллейбусе народу-у.

Он мне в глаза глядит.

Не видел, что ли, сроду,

Вот-вот заговорит…

Я растерялась даже:

Взялась рукой за бровь

И жду, когда же скажет

Мне про свою любовь…

А он молчит, зараза, —

Веселенький роман! —

И мне бы надо сразу

Потрогать свой карман,

Пощупать гамоночек

Да за руку схватить.

Ой, роковой денечек,

Кого ж теперь винить?

Как можно сторониться,

Когда вот так глядит,

Как можно не влюбиться

В такой приличный вид?..

И плакали деньжата,

И срезанный карман,

Двух месяцев зарплата —

Веселенький роман.

Красотою своею и щедростью

С детства дорого, поле, ты мне,

С материнскою лаской и нежностью

Будишь сердце мое по весне.

Перелески твои, словно девицы,

На свиданье со мною спешат.

По утрам легкой дымкою стелется

Трав душистых хмельной аромат!

Ты в сражениях, русское полюшко,

Вдохновляло на подвиг солдат,

Лихолетное горькое горюшко

Отступало от дома назад…

Ой ты, русское поле безбрежное,

Что ты колосом буйным шумишь?

Иль сказать что-то хочешь мне нежное,

Или тайну поведать спешишь?

Бобер к реке таскал с упорством редким

ветки.

У берега в воде он строил дом

ладом.

И дело шло к концу,

Бобру ведь не к лицу

тянуть тянучку, время-то не ждет,

да и Бобриха медлить не дает.

Старается и трудится он споро,

кабы не заслужить укора,

и тут его и встретил Крот.

Почувствовал Бобра он всею кожей.

— Так это ты, дружище,

таскаешь корневища?

— Да, это я, похоже,

достроить тороплюсь жилище.

— Всего одно?!

— Всего одно.

Пока его не слажу,

другому не подлажу,

уж так у нас, бобров, заведено.

— А я земли изрыл…

аж выбился из сил.

Все норы про запас копаю,

чтоб пригодились к будущему маю.

Захохотал Бобер: — Ну и глупец ты, Крот.

Весной все норы талицей зальет,

зря на заделы силу убиваешь…

Таких вот и строителей встречаешь.

Художник Босх Иероним

был ироничен и раним.

Фан-тас-ма-… горек дым времен,

переменившихся при нем.

Возможно, если бы не дым,

он был бы ясным. Но — другим…

Ах, было б разгадано кем-то

уныние мое!..

Минувших веков легенда, —

я должен помнить ее.

Стемнело. Холод — заметней.

Над Рейном — тишина.

Вершина зарей последней

еще освещена.

То дева — ах, как нездешне! —

нисходит на утес

в своей золотой одежде,

в сиянье светлых волос.

Поет она, волосы гребнем

златым перехватив;

прекрасная песня крепнет,

и властно звучит мотив.

Плывущий в непрочном челне

не видит подводных гор;

безумной тоской наполнен

к вершине прикованный взор.

Я знаю, что будет: и судно

пойдет ко дну, и пловец;

и то, что звучало чудно,

ускорит их конец.

«…засим

передавайте матушке поклоны