— Самое важное, чтобы мы чувствовали себя коммунистами. И оставались бы ими в любой обстановке.
Майор Роогас понял, что прошедшие события сделали его болезненно чувствительным. Многое изменилось, и теперь его добровольный уход из милиции был бы просто паникерством, подтверждением того, что он не хочет снять сужающие кругозор наглазники. Уже сам факт, что четыре года тому назад ему предложили пойти работать в государственную автоинспекцию, подтверждает: к нему относятся без какого бы то ни было предубеждения. Будь он помоложе, он мог бы снова стать военным.
Разумом он понимал все. Но в подсознании что-то насторожилось. И это что-то мешало. Сегодня оно препятствовало ему вступить в партию, порой советовало помолчать, это что-то нашептывало ему — смотри, ты все еще только майор, майор милиции.
Это были дрянные мысли. Роогас ненавидел неожиданно возникавшие порывы пессимизма, но до сих пор не в силах был избавиться от них. Удастся ли ему это когда-нибудь, он не знал. Но избавиться от них хотел.
1
Так Реэт его еще не целовала.
Лапетеус полулежал на сиренево-лиловом диване за сиренево-лиловой дверью, опираясь на груду подушек различного цвета и размера. Реэт склонилась над ним.
— В облисполкоме ты не должен повторять ошибку, которую делал в нашем министерстве, — прошептала она, по-детски вытягивая губы.
Лапетеус обнимал ее мальчишески узкие бедра.
— Кто из нас без ошибок, — сказал он и ощутил, что сейчас Реэт совсем иная, чем обычно. Теплее, естественнее, душевнее.
Реэт продолжала шептать:
— Не делай всего сам, загружай подчиненных.
Лапетеус улыбнулся.
— Ты замечательная!
Реэт снова поцеловала его. Он крепко прижал ее к себе.
— Какой ты… горячий, — она вырвалась из его рук и скрылась в соседней комнате.
Лапетеус подумал, что и сегодня все окончится, как всегда. В этот момент он презирал Реэт. Ее обманчивые поцелуи, ужасающее самообладание, притворство.
Она вернулась, одетая в утренний халат.
Лапетеус обнял ее.
Когда все осталось позади, Реэт призналась:
— Я ожидала этого так же, как и ты. С тех пор как первый раз увидела тебя. Я не хотела стать твоей любовницей. Я хотела тебя насовсем. Или теперь я больше не нравлюсь тебе?
— Ты нравишься мне все больше.
Эту ночь Лапетеус спал на сиренево-лиловом диване.
— Удивительно, что наши мечты никогда не исполняются, — говорила утром Реэт, утомленная ласками Лапетеуса. — Жаль, что партийным запрещено идти в церковь. Мы были бы красивой парой. Высокие стройные люди всегда составляют красивую пару. Ты во фраке, я в снежно-белом платье до самого полу. Церковь сверкает в огнях. Пастор суров и торжествен. Играет орган. За нами стоят подружки и шафера. Двенадцать пар. Почему-то я хотела бы, чтобы их было двенадцать. Я бы все устроила. Орган, пастора, шаферов во фраках и подружек в белых шелковых платьях. Но ты член партии, в церковь не смеешь и ногой ступить. Особенно теперь, когда тебя выдвинули. Но свадьбу я хочу. Шикарную свадьбу. И ты будешь во фраке, ладно, Андрес?
Лапетеус подумал, что они действительно были бы примечательной парой. Хорошо, что Реэт не требует церковного венчания. Она чертовски реально подходит к жизни.
— Фрак? Фрака я не надену.
— Разве вам нельзя носить фрак?
Наивность Реэт рассмешила Лапетеуса.
— Нельзя. И смокинг нам носить нельзя. Можно черный костюм. Но и его только в государственные праздники.
— Не смейся, дорогой. Все же это ужасно. Сделать таким прозаичным самый красивый момент в жизни женщины! Почему коммунисты не любят красоты, приподнятости, праздничности? Я всегда спорила с теми, кто презрительно говорят, что большевизм означает человека массы. Что отдельный индивид, со своей личностью, со своими радостями, заботами и страданиями, исчезает в массе. Даже персональная зарплата, которую ты теперь начнешь получать, подтверждает, что советская власть не стрижет всех под одну гребенку. Но все же вы остались прозаичными. Женщине нужна праздничность, почему вы этого не понимаете?
Лапетеус смотрел на груди Реэт. Он не ошибся, они действительно были девически упругими и округлыми.
— Ты пригласи на свадьбу председателя. Не бойся, я организую все так, что стыдиться тебе не придется. Ни праздничного стола, ни гостей. Мои знакомые знают, где что делать и говорить. Они полностью советские люди. Свадьбу отпразднуем здесь, у нас. Если разг двинуть стеклянные двери, из двух комнат получится просторный зал. Пятьдесят гостей свободно поместятся у стола. В угловой комнате будем танцевать. Мы все хорошо продумали с архитектором. Обними меня крепче. Не терплю мужчин с вялыми мускулами. Стисни так, чтобы дыхание сперло. Еще крепче! Ты, наверно, мог бы взять меня силой. Почему ты не попытался?.. Не забывай, что я должна идти на работу. Когда у нас будет своя машина, тогда мы сможем подольше оставаться в постели.
Читать дальше