— А, может, этот ахфицер ребят чем-нибудь нюхательным вывел из строя, али там газом каким, — защищал Баландин.
— Нюхательным, так нюхательным, все едино, а тела ихние куда же он дел? — спросил Павленко.
— Ничего вы не знаете, так и молчите. Непонятливые люди. Я давно замечал за Сычом что-то такое. Всегда он с Летучей мышью шептался. Днем врозь, чтобы, значит, люди не приметили дружбы, а ночью вместях. Я спервоначалу говорил Гришину. Помните, его лошади загнали ухналь в копыто? Кто загнал? А от аэроплантов польских скомандовал нейти за Гришиным кто? А бежать кто первый надумал?
— А знаете ли вы, что вчерась ночью случилось? — не в силах сдержаться, уже кричал Воробьев. — Тоже не знаете? Помните, все повскакали от выстрела? Нечаянно, что ли, Сыч выстрелил? Пуля ударила в костер мимо Гришина. Кто сделал эту нечаянность? И вот наконец сегодня. С кем случалось все это?
Воробьев перевел дыхание. Ребята, насупясь, молчали, подавленные приведенными доводами.
— Я не раз говорил Гришину, — успокоившись, продолжал Воробьев: — «Гришин, гони эту сволочь отсюда! Взвод наш ответственный. Можно оказать, у самого центра бригады действуем. Гони, пожалуйста!» Нет! Гришин золото, а вот доброта его губит. Теперь вот и близок локоть, не укусишь!
Молчали, украдкой поглядывая друг на друга.
— Да.-а-а, — протянул Воробьев. — Надо что-то делать, ребята. Этак дело дальше не пойдет.
Почти одновременно Павленко и Скопин начали:
— Да, надо… — и замолчали.
— Что надо? — спросил Воробьев.
— Ну, давай ты, Павленко, говори, — сказал Скопин.
— Я думаю, товарищи, надо весь взвод, так сказать, просмотреть, проверить. Кто за нас, а кто против нас. Так-то!
Несколько голосов спросили:
— А как проверишь?
— На лбу не написано…
— Не узнаем!..
На это Скопин нашел ответ «быстрее Павленко:
— Не написано! Известно, не написано. На лбу нет, а в твоем поведении на службе все написано. Как, значит, себя ведешь? Как лошадь, оружие и другое, в порядке ли? Как несешь наряды и все прочее? Также боевая служба.
Все согласились:
— Это конешно верно… Правильно… Тут не спрячешься.
— А там, ребята, после чистки, да вдруг весь взвод сделаем комсомольским, а? — встрепенулся Воробьев.
Менялся наряд около пленных. Бежали часы.
На измученных лошадях, бледные от усталости и волнения, вернулись ребята. Беглецов не нашли. Как в воду канули пленный и два предателя.
Слез Гришин с лошади и, ни на кого не глядя, подошел к костру и сел, опустив голову. Сидел, глядя в одну точку, не проронив ни одного слова.
Не видел, как весь взвод, кроме четырех ребят, стоявших в наряде, собрался в сторонке около Воробьева и о чем-то толковал.
Не слышал Гришин, как подошли к нему и стали вокруг двадцать подчиненных ему ребят.
— Гришин, а Гришин, — толкнул его в плечо Воробьев.
— Что? Чего тебе?
Посмотрел — весь взвод кругом. Никогда так не смотрели ребята на Гришина. По-особенному тепло, товарищески.
— Ты не убивайся больно-то, — говорил Воробьев. — Нет худа без добра. Вот сволочь сбежала, зато все честные ребята теперь — как стена каменная! Не прошибешь! Мы вот тут толковали без тебя и, значит, решили все, как один, на совесть работать. Хотим даже все в комсомол. Чтобы весь взвод — образцовый, комсомольский!
Никогда не дрожал голос у Воробьева, крутой парень, а здесь еле заметно вздрагивал.
Еще раз посмотрел Гришин в глаза двадцати и прочел у всех, как у одного: «Да, да, так хотим, так будет!»
— Ребята, а боя-то не слышно почти! Так, еле-еле и то дальше, чем было! — закричал Скопин.
В самом деле, боя не было слышно. Стояла непривычная, после почти двухдневного гула, тишина. Изредка доносились орудийные выстрелы, но уже значительно глуше, чем раньше.
— Гришин, Гришин! — ударил в уши вместе со стуком копыт голос ординарца. — Давай скорее взвод! Пленных веди с собой. В селе сдадим дивизии. За мной поезжайте все! Прорвали! Бригада пошла вперед!..
От самого Киева до Львова, с боями и днем и ночью, с победами и поражениями двигались полки бригады.
Пробирались дремучими лесами, переплывали реки, скакали по полям и равнинам.
Не остановили бригаду ни пехота, ни авиация белополяков.
Ни на шаг не отставая от бригады, деля с ней и радость побед и горечь поражений, двигался взвод Гришина.
Читать дальше