Виль Липатов: Анискин и Ботичелли. Киноповесть

– Четыре! – отрываясь от ведра, прокричал бригадир. – Это вам не в колхозе – до десяти у меня не поспите!

Поднимаясь, еле еще продирая глаза, Юрий Буровских ворчит:

– В колхозе не в десять поднимаются – в семь… А мы что, не люди? Жаден ты, Иван Петрович, как поп…

Бригадир волчком повернулся к гитаристу, ощерился снова по-звериному.

– Поп? – зарычал он. – Поп, говоришь? Я жаден, а кто у попа и директора иконы украл? Ты – подлец, грабитель, ворюга. Я жаден, да работой, а ты… Шестью иконами глаза Анискину отводишь… – Он призывающе обратился ко всем. – Чего молчите, чертовы работнички?! Если шабашник воровать начнет – кончилась наша сытая жизнь. Нанимать не будут, по миру пойдем с протянутой рукой…

– Зачем ругаешься, – сказал Вано. – Не надо ругаться… А ты, дорогой друг Юра, если виноват, иди – признавайся…

– Жить честно надо, – сказал Кадыр. – Человек ворует – не люблю. Иди, признавайся, без тебя достроим…

– Н-да, положеньице, – сказал Евгений Молочков. – Хуже архиерейского…

Юрий Буровских стоял растерянный и робкий – так на него наседал бригадир.

Самый лучший день, пожалуй, вызрел над деревней и Обью! Просторно было так, что глаз не хватало, красиво – что сердцу тесно. Анискин и Качушин шли по улице неторопливо, находили время и поговорить и по сторонам посмотреть. У трех древних осокарей они остановились, полюбовались на деревья, реку, заречье, чаек, что с криками носились над безморщинной, но стремительно и плавно несущейся к Ледовитому океану рекой.

– Красота какая, – сказал Качушин. – Теперь даже в райцентре четырехэтажные дома загораживают небо…

– Во! О красоте и поговорить охота, – обрадовался Анискин. – О ней, красоте, все собираюсь вам слово сказать, товарищ капитан… Ну, ладно, Игорь Владимирович… Я ведь прочел «Черные доски» Солоухина, который Владимир… Деревенский мужик, хоть и словом красуется… Так что прочел я «Черные доски»…

– Понравилось?

– Наверное, понравилось, – задумчиво отозвался Анискин. – Да нет, просто понравилось, ежели я теперь пропавши иконы со смыслом ищу! Это и правда: народное достояние да неоценимое богатство…

Они пошли по улице дальше, к клубу, на котором висела афиша фильма «Калина красная».

Бежала серединой улицы, собирая за собой толпу, баба-сплетница Сузгиниха, махала руками, вопила:

– Все иконы у Валерьяновны украли, всю одежонку увели, все Сережкины деньги забрали… Ратуйте, люди, ратуйте, обратно банда завелась, а чего милиция глядит! Ой, все у Валерьяновны скрали, ничего в доме не оставили, окромя щербатой сковородки!

За Сузгинихой и толпой шла согнутая временем Валерьяновна. Подойдя к крыльцу клуба, на котором стояли Качушин, Анискин, Паздников, Молочков, она выпрямилась, сделалась той Валерьяновной, которой была когда-то: красавицей, бой-бабой, грозой деревенских мужиков.

– Это чего же получается, товарищи милиция? – спросила Валерьяновна. – Что у меня барахлишко увели – это Сузгиниха брешет, а вот… У меня Иоанна Крестителя украли!

– Ну! – остолбенел участковый.

– Я на вас, милиция, не богу буду жаловаться, – сказала Валерьяновна. – Я вашему министру пожалуюсь…

Зазвонил телефон, Качушин поднял трубку, обрадовался:

– Да! Капитан Качушин! Здравия желаю, товарищ подполковник. Слу-у-у-шаю! Так! Так! Понятно! Советуете повторить операцию «Чемодан»… Есть, товарищ подполковник! Есть повторить!

Качушин положил трубку, разочарованно уронил голову на руки; вид у него, как и у Анискина, был усталый: не спали всю ночь.

– Советуют повторить операцию «Чемодан», – сказал Качушин. – Никто Григорьева не встретил…

– Это я уже засек! – вздохнул Анискин. – На операцию «Чемодан» надо пять дней туда, пять дней – обратно… Декада! А Валерьяновна грозится министру пожаловаться, у нее это дело не прокиснет… Шутка дело – министр! На меня кроме как в область еще не жаловались… Во! Председатель колхоза, сам Иван Иванович пожаловали. Здоров, Иван Иванович!

– Здравствуйте, Федор Иванович! Игорю Владимировичу – наш пламенный! Зачем звал, Федор Иванович? У меня ремонт уборочной техники…

Анискин хлебосольным жестом указал на самый новый, удобный и мягкий стул, стоящий почти рядом со столом.

– Милости просим, Иван Иванович! – Он посмотрел на часы. – Слух такой прошел, что твои шабашники к нам с Игорем Владимировичем преступника-ворюгу с минуту на минуту привести хотят… А нам без тебя, Иван Иванович, в это дело трудно встревать… Ты – председатель!