Георгий Шолохов-Синявский - Волгины

— Недалеко, — ладно? А потом придем и будем пить чай, как бывало на фронте. Долго будем сидеть и разговаривать.

Нина надела давнишнее, сохраненное еще с довоенного времени скромное платье, туфли на высоких каблуках — и сразу стала выше, стройнее, еще больше напоминая девушку. И только неизменный наивный узелок темнорусых волос, закрученных на затылке, напоминал Алексею о ее фронтовом облике.

Они вышли из дому и неторопливо пошли вдоль улицы.

Над городом уже опускались душные сумерки. Загорались огни в окнах. Теперь уже никто не боялся света и все зажигали его всюду.

Алексей и Нина вышли на старый запущенный бульвар, разбитый еще до войны на горе, над портовыми прибрежными складами и домами.

Скамеек здесь еще не поставили, цветочные бордюры поросли лебедой и полынью. Алексей и Нина остановились над самым обрывом. По светлой воде Дона плыл пароход, оставляя широко расходящийся след. Гулкое эхо гудка раскатывалось над задонским займищем. Сухой полынный ветерок тянул из-за реки, обдувал лица Алексея и Нины.

— А хорошо тут у вас, — сказала Нина. — Какой простор!

Алексей бережно обнял ее.

— Я не сказал тебе еще, — заговорил он. — Думаю, что мы побудем здесь дня три и выедем ко мне, на строительство. — Алексей наклонился к ней, тихо добавил: — Может быть, ты хочешь еще побыть здесь, отдохнуть?

— Нет, Алеша, я хочу поскорее быть там, где твоя работа, — просто ответила Нина. — Да и мне надо работать.

Ему хотелось говорить, говорить о своих планах, о будущем. Но самых ярких прочувствованных слов, казалось, недоставало для того, что было в его душе.

— Знаешь, там очень много дела. Мы торопимся закончить новую дорогу.

— Неужели это уже мир, Алеша? — спросила Нина. — Мне не верится.

— Да, мир уже реальность, но, знаешь, тем упорнее должна быть борьба за него, — ответил Алексей. — Мы должны крепко держать его в руках. Всеми силами. Всем нашим существованием…

Нина прижалась к Алексею, заглянула в его глаза, крепко, не по-женски стиснула его руку. И Алексей с такой же отзывчивой силой ответил на ее рукопожатие.

— Как было бы хорошо, если бы никогда больше не повторилось то, что мы пережили, — тихо сказала Нина.

— Да, будем делать так, чтобы не повторилось, — ответил Алексей.

1945–1952 гг.

Конец

Георгий Филиппович Шолохов-Синявский родился в 1901 г. в с. Синявка, Ростовской области, в семье батрака. В 1915 г. окончил приходское училище.

С 1916 г. Г. Ф. Шолохов-Синявский работал на железной дороге: сначала ремонтным рабочим, потом табельщиком, а затем телеграфистом.

Первый рассказ «Преступление» напечатан в 1928 г. в ростовском журнале «На подъеме». Сборник рассказов о рыбаках «Новый причал» выпущен Азчериздатом в 1932 г., сборник «Камень у моря» — в 1934 г. Романы «Суровая путина» (1936 г.), «Далекие огни» (1939 г.), повесть «Семья Кудимовых» (1936 г.) выходили несколькими изданиями в Ростове и Москве.

С 1934 г. Г. Ф. Шолохов-Синявский член Союза советских писателей.

В 1939 г. он принят в члены КПСС.

В годы Великой Отечественной войны добровольно вступил в ряды Советской Армии, был политруком в госпитале, политруком роты; затем корреспондентом армейской газеты. Награжден медалями «За боевые заслуги», «За оборону Сталинграда» и «За Победу над Германией».

Тяжелый ратный труд советских воинов в дни Великой Отечественной войны отражен писателем в сборнике рассказов «Змей-Горыныч», повести «Жизнь» и романе «Волгины» (1945–1952 гг.).

В 1950 г. вышла повесть о людях одного совхоза «У кургана» («Сухая юла»).

Повесть «У кургана» издана в Чехословакии и Венгрии, роман «Волгины» — в Польше.

В настоящее время Г. Ф. Шолохов-Синявский работает над большим романом о наших современниках.

Г. Ф. Шолохов-Синявский — член Областного комитета защиты мира.

Спокойной ночи.

— Четвертая рота, марш!

— Вторая рота, налево!

— Стой!

Рахуба — беда, оказия.

Драбины — деревянные борты из планок на арбах.

Тырло — место стоянки скота.

— Тише, Альфред, не греми катушкой. Ты забываешь: у русских есть уши. Они могут нас обстрелять.

— Они не услышат. За пять километров нельзя услышать.

— Ты ошибаешься, Альфред. Их окопы близко. Мы можем влопаться в неприятность.