— А вы его не встречали после войны?
— Аксман рассказывал, как погиб Борман. Зачем вождю «гитлерюгенда» лгать? Он мертв, Борман, его нет...
— А Швенд?
— Какой Швенд?
— СС штандартенфюрер. Который выпускал фальшивые фунты стерлингов.
—А, этот уголовник из Перу?
—Он самый. Вы с ним не встречались?
— Никогда.
—Доктор Менгеле?
—Кто это? Я не знаю.
—Доктор Заваде?
— Нет, я его не знал.
—Как вы относитесь к заявлению сына Эйхмана, что Борман жив?
— Фантазии мальчишки. Я же говорю — со смертью фюрера германской нации кончился национал-социализм.
— Вы были одним из руководителей «оборотней», «Вервольфа»?
—Да. Но мы не вели против вас партизанских боев.
— Чем вы это объясните?
—Тем, что мы — индустриальная страна.
— Мы тоже индустриальная страна, однако наши партизаны здорово вас били.
—У нас не было такого количества лесов, полей, деревень.
—А Польша, Югославия?
—Там — горы.
— А Франция? Маки сильно вас трепали, а ведь лесов там не больше, чем в Германии.
Скорцени хотел было что-то ответить, но миссис Скорцени мягко заметила:
—Он прав, Отто, он прав... Дело не в мере индустриализма...
— Вот видите, — сразу же согласился Скорцени, — значит, в конечном итоге моя версия правильна — с гибелью Гитлера погибла его идея. Все разговоры о том, что мы, старые борцы, ушли в подполье и что-то затеваем, — все это пропаганда: без Гитлера национал-социализм невозможен... Но — верьте: если бы не предатели, мы бы выиграли войну!
...Казалось бы, воспитанный человек, манеры безукоризненны, прекрасно говорит по-английски, испански, итальянски, знает латынь, речь его плавна, абсолютно грамотна; можно ли, однако, сказать, что он интеллигентен?
Нет. И не потому, что он нацист; недальновидно отказывать в интеллигентности человеку потому лишь, что он принадлежал к идеологии или практике цивилизованного людоедства: наш Пуришкевич был блистательным оратором, их Грегор Штрассер свято верил, что путь к гармонии в Германии идет через доктрину национального социализма.
Доказать, что человек не интеллигентен, можно лишь в том случае, если мы смогли убедиться в его неспособности к вариантности мышления, презрении к идеалам добра и терпимости, отрицании иных точек зрения только потому, что они — иные, засоренности, страхе перед дерзкой мыслью...
Стадная особь — в отличие от интеллигента — жаждет однозначности оценок и бескомпромиссности в осуждении чужих (будь то русские, немцы, американцы, евреи, буржуи, пролетарии, масоны, кулаки, врачи-убийцы, волюнтаристы, кооператоры, инакомыслящие). Главное — жестко обозначить врага, не своего, навалиться на него всем миром, смять, втоптать в землю, уничтожить, после этого наступит рай на земле; если же рай не наступил и по-прежнему масло отпускают по карточкам, значит, притаились не выявленные предатели, — ничего, и этих найдем, обозначим, заставим всех уверовать в то, что от них все беды, навалимся, сомнем, уничтожим, и уж тогда-то навсегда восторжествует национальная справедливость и духовная гармония...
Наука есть высшее проявление индивидуальности; мысль коллективной не бывает, принадлежит Его Величеству Личности.
Именно это отвратительно стадным особям, подозрительно им и глубоко чуждо: «Ишь, не хочет быть, как все, выпендривается, брезгует нами, выскочка, — укоротить!»
Итак, Третий рейх погубили «предатели»!
А почему во время Великой войны не было таких «предателей» среди американцев? Англичан?
Может быть, предатели рождаются чаще всего в недрах тех общественных формаций, где царствует сила, а не мысль, где к Личности относятся с презрением, выдвигая на первый план «нацию», словно она может существовать вне и без Личностей, как некое мистическое целое, за которое так легко прятаться честолюбивым мерзавцам. Может быть, «предатели» вроде полковника Штауффенберга, принесшего бомбу в «Волчье логово» Гитлера, рождаются в таких обществах, где попирается Достоинство человека, его права Гражданина, где царствует доктрина имперского права на управление всеми иными народами только потому, что они не «богоизбранны»? Может быть такие «предатели» (читай — подвижники) есть закономерная реакция на то, когда вместо демократии царит фанатичный вождизм, когда народ добровольно отдал свои права злодею, увенчанному регалиями «гения»?
Геббельс в одной из своих речей возгласил: «Это великое счастье для расы германцев, что ее ведет от победы к победе гений великого фюрера!»
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу