Юлиан Семенов - Неизвестный Юлиан Семёнов. Разоблачение

— Тироль и Германская империя? — Я не удержался. — Это же предмет спора между Австрией и Италией.

Скорцени вмиг изменился, улыбка сошла с его лица, и он отчеканил:

— Австрии нет. Есть Германия. Аншлюс был необходим, акт исторической справедливости, и незачем поносить память великого человека: даже Веймарская республика, столь угодная социал-демократическим либералам, стояла на такой же точке зрения. Мы довели до конца то, чему противились масоны. Я австриец, но я ощущаю свою высокую принадлежность к Великой Римской империи, Германской нации, к ее традиции, почве, крови и судьбоносной роли в мире.

Глянув на меня, миссис Скорцени потянулась за сигаретой. Штан­дартенфюрер сразу же протянул ей массивную золотую зажигалку: он был очень галантен и учтив.

— Так вот, — продолжил он, — фюрер отпустил всех офицеров, а мне приказал остаться. Он сказал мне, что его друга и брата Бенито Муссолини вчера предал король, а сегодня — нация: он арестован. «Для меня дуче — воплощение последнего римского консула, — гово рил фюрер. — Я верю, что Италия будет оказывать нам посильную поддержку, но я не имею права оставить в беде основателя итальян ского фашизма. Я должен спасти его как можно скорее, иначе его передадут союзникам. Я поручаю эту миссию вам, Скорцени. Это за дание носит чрезвычайный характер. Об этом задании вы имеете право говорить лишь с пятью лицами: Борман, Гиммлер, Геринг, Йодль, генерал люфтваффе Штудент». От фюрера я отправился к генералу Штуденту. Он познакомил меня с Гиммлером. Больше всего меня поразили в рейхсфюрере старые учительские очки в железной оправе. Потом пришла очередь поразиться памяти Гиммлера. Он начал вводить меня в курс дела: дал анализ политической обстановки в Италии. Он сыпал именами, как горохом по столу, он называл министров, генералов, руководителей банков — я не мог запомнить, естественно, и сотой части того, что он говорил. Полез за ручкой и блокнотом. Гиммлер изменился в долю мгновения: «Вы с ума сошли?! — чуть не крикнул он. — Беседы со мной — это государственная тайна рейха, а тайну надо помнить без компрометирующей записи!» Рейхсфюрер вдруг снова улыбнулся — он, я потом в этом убедился, часто встречаясь с ним, умел переходить от улыбки и окрику в долю секунды — и сказал: «Итак, мы убеждены, что новый премьер Бадольо долго не продержится у власти. Итальянское правительство «в изгнании» только что заключило договор с союзниками в Лиссабоне — достоверные донесения агентуры. Этот факт нельзя упускать из вида никоим образом. Вам отпущены считанные часы, Скорцени». Я закурил. Гиммлер воскликнул: «Неужели нельзя не курить?! Не думаю, чтобы с таким умением вести себя вы смогли выполнить наше задание. Не думаю!» — И вышел. Я посмотрел на генерала Штудента. Тот поднялся: «Начинайте подготовку к операции». Когда все было готово, я прибыл к фюреру и рассказал ему мой план во всех тонкостях. Он одобрил план и поручил гросс-адмиралу Деницу и генералу Йодлю провести координационную работу. «Их части перейдут в ваше полное распоряжение, Скорцени». На прощание фюрер сказал мне то, что я запомнил на всю жизнь: «Если вам не удастся спасти Муссолини и вы попадете в руки союзников, я предам вас еще до того, как петух прокричит в первый раз. Я скажу всему миру, что вы сошли с ума, я докажу, как дважды два, что вы безумец, я представлю заключения десятков врачей, что вы — параноик. И докажу, что те генералы и адмиралы, которые помогали вам, действовали из чувства симпатии к дуче, став жертвами коллективного психоза. Мне надо сохранить отношение с новым премьером Бадольо. Ясно?» Скорцени откинулся на мягкую спинку кресла:

— Я бы с радостью выпил еще один глоток «хинебры».

Я даже не успел заказать — неслышный официант словно бы ждал: он появился из темноты зала, поставил два высоких бокала и растворился — будто его и не было.

— Значит, Гесс летел в Англию с ведома Гитлера? — спросил я.

— Не с ведома, а по указанию Гитлера, — уточнил Скорцени. — Это был его приказ. Гитлер верил в немецко-английское единство. Он понимал всю сложность похода на восток, он искал мира с Англией. Он был прав, когда поступал так, — я в этом убедился, когда жил под Москвой осенью 1941 года. Я рассматривал в бинокль купола церквей. Мы вели прицельный артиллерийский обстрел пригородов вашей столицы. Я был назначен тогда руководителем специального подразделения, которое должно было захватить архивы МК (он точно произнес эти две буквы). Я также отвечал за сохранность водопровода Москвы — я не должен был допустить его уничтожения.