Юлиан Семенов - Неизвестный Юлиан Семёнов. Разоблачение

СЕМЕН. Ерунда. Просто я чуть-чуть устал.

НАДЯ. Я тебя очень люблю, Сенька...

СЕМЕН. Я тебя тоже очень люблю.

НАДЯ. Дурачок... Я тебя люблю. Понимаешь? Просто люблю. А ты меня — очень любишь. Как Леньку, например.

СЕМЕН. Зачем же ты меня любишь, малыш?

НАДЯ. Потому что...

СЕМЕН. Исчерпывающее объяснение.

НАДЯ. Вот и за это — тоже.

СЕМЕН. Слушай, а зачем ты так коротко постриглась?

НАДЯ. Теперь модно.

СЕМЕН. Ты похожа на кавалериста с такой прической.

НАДЯ. Нет, она, знаешь, как называется?

СЕМЕН. Как?

НАДЯ. «Я у мамы дурочка». Очень верно, да?

СЕМЕН. Какая же ты дурочка? Ты хороший человечек, я тебя очень...

НАДЯ. Молодец. Только не говори, что ты меня очень уважаешь, ладно?

СЕМЕН. Ладно.

НАДЯ. Знаешь, я, может быть, побегу в приемную к ребятам, узнаю там, а?

СЕМЕН. Беги...

НАДЯ. Но ты...

СЕМЕН. Я не повешусь, не перережу себе жилы и не стану про­возглашать антисоветские лозунги.

НАДЯ. Ты с ума сошел!

СЕМЕН. Пока еще нет. Просто я знаю: вы дежурите, чтобы не оставлять меня одного, думаешь, я не знаю?

НАДЯ. Глупости. Я не о том... Я думаю — неужели все? Неужели ты не веришь, что правду можно найти? Неужели у нас в стране теперь нет правды? Я вижу: ты молчишь, а раньше никогда так не молчал.

СЕМЕН. Просто я раньше мало думал. Помолчать — это иногда очень полезно.

НАДЯ. Ты — думай, только...

СЕМЕН. Смешной ты человечек, Надя. Я сейчас так верю нашей правде, как раньше никогда не мог верить. Я раньше знал, а теперь — убедился. Сам убедился. По Маху и Авенариусу — эмпирически.

НАДЯ. Это после того, как посадили твоего отца, тебя выгнали из института и исключили из комсомола?

СЕМЕН. Именно. Не ты же меня исключила? Не Ленька. Не Виктор? Не директор? Не комитет комсомола и не райком! Попов с Макаровым — разве я не знаю? Но вы-то мои друзья! Вы — вокруг! Знаешь, как в троллейбусе рано утром, когда рабочие на завод едут: ты руками не держишься за поручни, а все равно на ногах твердо стоишь, потому что товарищи вокруг плечами поддерживают. Сделай они шаг в сторону — шлепнешься к черту, нос расшибешь. Вы шага в сторону не сделали. Вот я и стою. Поэтому думаю чуть больше обычного.

НАДЯ. А тебе не страшно?

СЕМЕН. Нет. Знаешь, мне даже радостно.

НАДЯ. А отец?

СЕМЕН. Я думаю, малыш, ему — тоже.

НАДЯ. Может, мне не бегать сейчас к ребятам? Может, я сейчас нужна тебе здесь? Хочешь, я останусь у тебя? И на ночь тоже?

СЕМЕН. Это будет здорово нечестно. Только не сердись, Надюша.

НАДЯ. Я не сержусь.

СЕМЕН. Понимаешь...

НАДЯ. Понимаю... Ты мне только не объясняй. Я все равно к тебе буду приходить каждое утро. А уходить буду поздно вечером, с тишиной. Я не буду тебе мешать. Я ведь умею не очень мешать, да, Семка?

СЕМЕН. Ты просто чудесный человечище, Надюш...

НАДЯ. То человечек, то человечище. Нельзя быть таким непостоянным в оценках, товарищ Иванов. Ладно. Я пошла. Сень. Я пойду к ребятам.

СЕМЕН. Иди. Иди, малыш. Я, может, посплю часок. Только ты скорей возвращайся!

НАДЯ. Будет уже ночь. Сень...

СЕМЕН. Нет. Не будет никакой ночи. Только ты скорее возвращайся.

НАДЯ уходит, Семен ложится на диван и, укрывшись шинелью отца, начинает тихонько петь: «Запрягайте, хлопцы, конив...» Он поет все тише, тише, а потом — засыпает...

ПОПОВ входит в свой кабинет, быстро идет к телефону, садится на краешек стола и набирает номер телефона.

ПОПОВ. Алло, это ты?.. Да. Я. Ну, как тебе это понравилось? Законность, видите ли... Дзержинский, Менжинский и другие старцы... На всякий случай я сейчас буду все свои дела завершать, чтобы не висели. Пускай потом разбираются. Это ведь только живые трепачи, мертвые — они молчальники... Да... Да... А вообще мне все это не понравилось. Надо будет Лаврентию Павловичу доложить про это совещание — он меры примет. Свои меры. Да, да. Я доложу. Ну, пока.

Входит МАКАРОВ.

МАКАРОВ. Разрешите?

ПОПОВ. Валяй. Ну? Спортачил, Шерлок Холмс? Ничего не добился от его дружков?

МАКАРОВ. А что я мог поделать, Константин Федорович? Они стеной! Их — вон сколько, а я-то один!

ПОПОВ. Конечно, если смотреть на все произошедшее трезво, — тебя надо сажать на гауптвахту! За глупость и негибкость. Это, правда, не очень помогает, но все-таки дисциплинирует. Однако случившееся меня наводит на размышление: почему такая непонятная позиция у целого студенческого коллектива? Может быть, это не коллектив, а группа?

МАКАРОВ. Точно! Все из одной группы — кто с ним-то...

ПОПОВ. Э, ничего ты, милый, не понимаешь, Я говорю не о группе, а о группке! Я говорю о нехорошей, маленькой организации. Понял, Савушка?!