Юлиан Семенов - Неизвестный Юлиан Семёнов. Разоблачение

СЕМЕН. Моя фамилия — Иванов.

ПОПОВ. Нельзя с молодых лет становиться формалистом, Сеня. А то вы к старости сделаетесь неисправимым бюрократом. Ловко я вас поддел, а?

СЕМЕН. Я такого заявления писать не буду!

ПОПОВ. Да нет, что вы, я не прошу, чтобы вы от него отрекались — это ваше право: хотите, отрекаетесь, хотите — нет! В общем-то ведь сын за отца не отвечает.

СЕМЕН. Я могу написать еще одно заявление, вроде тех, которые я писал раньше: «Прошу предоставить мне свидание с отцом, прошу мне предоставить свидетелей и улики. Если действительно отец — враг народа и я лично убежусь в этом, я сам потребую для него самой страшной кары. Враг народа — это мой враг! Такое заявление я готов написать еще раз.

ПОПОВ. Согласен с вами, Сеня. То было раньше. Тогда ваш отец запирался. А сейчас он сознался во всем. Понимаете? Сам во всем сознался.

СЕМЕН. Я не верю. Дайте мне возможность встречи с отцом, и пусть он сам мне скажет: «Я — враг народа».

ПОПОВ. Значит, вы не верите нашим славным органам?

СЕМЕН. Мальчишкой, во время войны, я служил в разведроте полка НКВД. Я очень верю нашим чекистам. Я не верю следователям отца — Попову и Макарову.

ПОПОВ. Что же, мне ясна позиция, Иванов. У меня к вам нет больше вопросов. К сожалению, отец успел и вас разложить. В вас живет яд антисоветского скептицизма.

СЕМЕН. Вы сами понимаете, что говорите, или не совсем? Словарем иностранных слов пользуетесь?

СЕМЕН уходит из директорского кабинета.

ДИРЕКТОР. Погодите, товарищ Иванов! Погодите!

ПОПОВ. Не надо. Зачем? Вам теперь ясен этот фрукт?

ДИРЕКТОР. Да... Не совсем хорошо получилось... Но ведь сын за отца не отвечает, не так ли?

ПОПОВ. Что?

ДИРЕКТОР. Я говорю, что сын за отца не отвечает, не так ли?

ПОПОВ. В этом случае отвечает. У вас, быть может, другое мнение?

ДИРЕКТОР. У меня? Собственно, Ученый совет, кафедра, я — считаем, что он очень талантлив...

ПОПОВ. Талантливый враг — опаснее глупого, запомните это. Вот так-то. Готовьте приказ о его исключении из вуза.

ДИРЕКТОР. Какие основания?

ПОПОВ. Вам мало его упорства? Вы что, не слыхали, как он тут заявлял о своем недоверии нам? Основание: мое требование. Это — достаточное основание для всех!

Приемная в здании МГБ. Много народа, в основном пожилые женщины и молодые люди. Это — жены и дети арестованных и осужденных. На стуле сидит Л Е Н Я и читает газету. К нему подходит САША.

САША. Привет, Ленчик!

ЛЕНЯ. Здравствуй. Читал?

САША. Что?

ЛЕНЯ. В «Красной звезде» некролог — генерал Греков вчера умер.

САША. Не может быть! А отчего?

ЛЕНЯ. Там не сказано.

САША. Где?

ЛЕНЯ. На, смотри!

Саша читает газету.

САША. Ой-ой-ой... Какой мужик хороший... ЛЕНЯ. Как думаешь: позвонить Сеньке или не надо? САША. Позвонить надо, только не ему, а Наде, чтобы не показывала газету.

ЛЕНЯ. Сейчас позвоним или потом?

САША. Я думаю — потом. Пошли к Никольскому.

Они входят в кабинет.

НИКОЛЬСКИЙ. Прошу. В чем дело, товарищи?

САША. Мы по поводу Иванова. Нам сказали, что вы с нами будете разговаривать.

НИКОЛЬСКИЙ. Садитесь. С кем имею честь?

ЛЕНЯ. Мы институтские друзья сына адмирала Иванова.

НИКОЛЬСКИЙ. Очень приятно. Моя фамилия Никольский. Зовут меня Александр Николаевич.

ЛЕНЯ. Его — Саша.

САША. Мы вроде цирковой клоунады: а его — Леня, Леонидом как-то неудобно величать, выспренно.

НИКОЛЬСКИЙ. Леня, по-моему, вполне прилично. Ну, выкладывайте свои вопросы.

ЛЕНЯ. Сына Иванова вчера исключили из института. А завтра его вызывают на бюро: исключать из комсомола. Мы считаем это несправедливостью.

НИКОЛЬСКИЙ. За что его исключили из института?

САША. Он не верит, что его отец — враг. Он требует доказательств.

НИКОЛЬСКИЙ. За это никто не имеет права исключать из института.

ЛЕНЯ. Я последний раз врал в детском саду.

НИКОЛЬСКИЙ. Дистанция огромного размера. Ясно. Ну, хорошо, а как бы вы поступили, столкнувшись с такой картиной: человек арестован, все верят тому, что он враг, а находится один, который кричит: «Докажите! Не верю!» Как бы вы поступили?!

САША. Очень просто, товарищ Никольский: доказал бы.

НИКОЛЬСКИЙ. Каким образом?

САША. Судил бы народным судом.

НИКОЛЬСКИЙ. А если затронуты вопросы государственной тайны.

ЛЕНЯ. Бывают закрытые заседания, когда затронута государственная тайна.

НИКОЛЬСКИЙ. Погодите, ребята... Ну, хорошо: так же вообще можно все брать под сомнение. Вот мы даем сообщение в газетах, что обезврежена банда диверсантов. Этому, значит, тоже можно не поверить?