Надо сказать, что в те памятные тридцатые годы старый опытный сталевар Иван Боровлев был в среде металлургов Украины знаменит по заслугам. А человеку знаменитому зачастую, как известно, свойственны отдельные резкие черты. О Боровлеве говорили: крут и завзят. Он и внешне выглядел сдержанно разгневанным. Быть может, суровая профессия так закалила его характер, что посторонним казалось — к мастеру и не подступись. А близкие знали: в глубине души он был человеком отзывчивым и добрым.
— Что ж, давайте, наверное, хлопцы, знакомиться? — спросил он запросто, но уважительно, подавая каждому из пятерых крепкую, горячую, черную от копоти и мазута руку. — Вы чего ж это — в дверь, да сразу и обратно? Может, подумалось, что тесно, так цех у нас большой, и места предостаточно, и светло у нас, и тепло.
Парни переглянулись и ничего не ответили, а мастер усмехнулся и сказал:
— Человеку новому тут, конечно, не хитро и растеряться. Я сам поначалу робел. Однако сталеварами не рождаются, и огонь для всех одинаков — и для тебя, — он кивнул на Макара, — и для меня.
— Мы не робеем, — сказал Макар. — Только у вас тут, как на пожаре. Сунулись в двери, а кругом горит. Что поделаешь, если страшно?
Мастер не засмеялся, не стал вышучивать простака; понимающе кивнул, развел руками.
— Верно, станичник, кругом горит. В общем, настоящий пожар. А мы его еще лютее раздуваем! Такова работа. И человек привыкает. Да, человек привыкает и к огню. Больше того, человек дружит с огнем, и ему очень нужна эта дружба.
Парни по-прежнему скучно молчали, и мастер, наверное, без труда разгадывал их мысли: уже не впервые такие молодцы топтались у входа в цех, даже горячо принимались за роботу, а потом через денек, через другой бесследно исчезали из общежития. Вот почему Иван Боровлев уже давно размышлял над задачей, как же привлечь таких «Микул Селяниновичей» к трудным огненным делам у мартенов, как передать им свое призвание?
Пробудить интерес — это значило, как он думал, помочь молодому рабочему осознать значительность и ответственность доверенного ему дела. Вывести человека из круга маленьких личных забот сначала в масштаб интересов бригады, потом смены в мартеновском цехе. Здесь человека и действительно испытывают огнем, и даже сильная воля может поколебаться, если ее вовремя не поддержать. Поэтому Боровлев и разметил как бы ступени посвящения в сталевары, и, вопреки возражениям хозяйственников, сумел свою идею отстоять.
Согласно распорядку Ивана Семеновича, новичок начинал работу на заводе как любознательный турист. В группе таких же любознательных парней он ходил с экскурсоводом по цехам металлургического гиганта, смотрел, спрашивал, запоминал или записывал пояснения, и за это ему начислялась зарплата. Весь производственный процесс — от доставки руды до отгрузки готовой продукции — новичок был обязан усвоить досконально, чтобы осознать значение своего цеха и своего места в усилиях тысяч людей и машин.
Сумрачные, огнедышащие мартены Иван Семенович называл святая святых металлургии: здесь он работал дольше всех других мастеров и потому считал, что по праву сам должен посвящать новичков в отважное и высокое искусство сталеварения.
Пятеро застенчивых парней с Кубани сразу приглянулись Боровлеву: хлопцы, что надо, здоровья и силенки — не занимать, — он тут же разъяснил им программу ознакомления с заводом и, заметив, что парни все время заглядывают в приоткрытую дверь цеха, понимая их нетерпение, сказал:
— Так уж и быть, ребята, мы немножко изменим распорядок: посмотрите сначала наш мартеновский, этого вам будет достаточно для первой зарядки.
Иван Семенович был уверен, что его мартеновский одним только видом своим под могучими фермами перекрытий может всколыхнуть даже самую спокойную душу. На площадках мартеновского, словно бы в необычных измерениях, размещался особенный, удивительный мир: здесь в завалочных окнах печей нестерпимо яростно сияли свои солнца; здесь от мощных вентиляторов сильно и ровно дули свои ветры; сутки здесь не делились на день и ночь — время было подчинено графикам, по которым работали печи. Силы немыслимых напряжений, быть может, такие же грозные, как те, что иногда прорываются через жерла вулканов, испепеляя все на своем пути, здесь подчинялись разуму и воле человека. Близость этих бунтующих первозданных сил неизменно порождала у Боровлева душевный подъем, сознание значительности своего слова и дела, и он не сомневался, что любой человек, доведись ему приблизиться к мартенам, непременно испытывает такие же чувства.
Читать дальше