Петр Северов - Сочинения в двух томах. Том первый

Прошло немного времени, и, сидя в уголке на полу, ощущая приятную теплынь человечьего жилья, Митенька осмотрелся и понял, что хозяин его не опасался, но с тревогой поглядывал на дверь, за которой размеренно ходил и разговаривал тот, неизвестный человек, чья жизнь теперь принадлежала Вихрю.

Почему же хозяин так боялся своего постояльца? Это озадачило Митеньку. А потом, когда он понял в чем дело, ему стало смешно.

«Ученый человек у меня живет, понимаешь? — наклонившись, шепотом объяснил Кузьма. — Такой порядок, чтоб шуму не было…»

— С кем он там разговаривает? — спросил Митенька.

Калюжный поднял заскорузлый палец и прошептал торжественно:

— С бумагой говорит…

Эти слова Калюжного и рассмешили Митеньку, по, заметив его усмешку, хозяин укоризненно покачал головой.

Вскоре Митенька задремал, уверенный, что находится на пути к цели. И снилось, долго снилось бродяге Вихрю, будто сам веселый бог ночи в шатре на зеленом лугу поздравляет его с удачей, а вокруг бродят сытые, стройные лошади — белые, каурые, саврасые, пегие, тонконогие, и гривастые, и легкие, как дым…

Исправник Трифонов был озабочен донесением одного из своих агентов. Поселковый фельдшер, юркий старичок Сечкин, сообщил, что известный конокрад Митенька Вихрь, заболевший воспалением легких в тяжелой форме, скрывается в мазанке шахтера Калюжного, того самого Кузьмы Калюжного, который был уличен в хранении красного флага после подавления беспорядков на шахтах Лисичьего Байрака в 1905 году.

Фельдшера вызвал к больному инженер Лагутин, и когда Сечкин опознал Митеньку-конокрада, которого не раз видел в тюрьме, и сказал об этом инженеру, тот громко выразил недовольство, заявив, что речь идет прежде всего о больном человеке. Сечкин пытался оспаривать гражданские права Митеньки и, следовательно, его право на медицинскую помощь со стороны фельдшера, находящегося на государственной службе, чем вызвал гневную отповедь Лагутина. Инженер заявил, что таких преступников порождает крайняя нищета народа, а в этой нищете повинно несправедливое богатство Шмаевых и Коптов, которых инженер назвал кровососами. Эти крамольные речи настолько поразили агента, что он не смог возражать. В конце письменного донесения он добавлял, что богопротивные слова, изобличающие в Лагутине революционера, были произнесены инженером в самой решительной форме, в присутствии трех шахтеров, неизвестно по каким причинам находившихся здесь.

Новость, принесенная фельдшером Сечкиным, ошарашила Трифонова. Вообще говоря, Митенька действовал строго по уговору. Он должен был попроситься к шахтеру Калюжному на ночлег, познакомиться с инженером, рассказать, будто отсиживал срок за участие в распространении листовок, войти в доверие и вызваться сопровождать Лагутина в пути. Этот план представлялся Трифонову наиболее надежным; если бы Митенька стал караулить инженера где-нибудь на дороге, изменчивые погоды могли бы ему помешать. Сделав свое дело, он должен был оставить сумку инженера в селе Боровском, у местного осведомителя. Адрес и фамилию зажиточного мужика Степана Телички Митенька запомнил. О дальнейшем ему не следовало знать, так как это был секрет исправника и Телички. За убийство конокрада, и еще такого отпетого, как Митенька Вихрь, судить Теличку не будут, — наоборот, наградят. Он скажет, что вор оказал вооруженное сопротивление…

Полевая сумка инженера, прежде чем попасть к начальству, побывает в руках у Данилы Шмаева. Этот евангельский начетчик Шмаев нанесет на карту Лагутина свои поправки и понизит цену на земли соседей в десятки раз. Трифонов получит пять тысяч и заживет помещиком. Эти пять тысяч удвоятся и утроятся; не так-то он прост, чтобы выпустить из своих рук святошу Шмаева! Однако кто мог бы ожидать, что Митенька Вихрь вдруг заболеет? Пневмония — болезнь не на два-три дня. А тут еще идиот Сечкин перестарался: кто его тянул за язык, кто поручал рассказывать инженеру о Митеньке?

Трифонов длинно выругался и сплюнул. Какая ирония судьбы: вор, подонок, пропащий рецидивист, которого в любое другое время Трифонов безжалостно зарыл бы в землю, как собаку, теперь ему был дороже родного брата: он держал в своих грязных руках ключи от секрета, от сейфа Шмаева! Исправник даже позабыл, что перед ним сидел агент Сечкин и, побледнев, медленно выговаривал злые, ругательные слова.

— Вы… недовольны мною? — испуганно спросил Сечкин, не находя места трясущимся рукам. — Но я старался…