Array Array - Дороги и тропы

Не знаю почему, может, все та же песня была причиной, но всегда глаза тянулись на карте к синей ледяшке со звучной надписью «Байкал». Все, что могли рассказать книжки и люди, было изведано, прочитано, расспрошено. Хотелось знать как можно больше об этом самом глубоком, самом холодном, самом чистом и самом песенном озере. «Двести рек впадает, и одна вытекает...» «На дне камни видны...» «А омуль!..»

И вот я еду Сибирью. На остановках за много километров до озера начинают продавать жареную рыбу. Чем ближе к Байкалу — пустеют вагоны на остановках. Все несут промасленные бумажки и многозначительно говорят: «Омуль!»

Пробую. Рыба как рыба. К Байкалу, как на грех, подъезжаем в сумерки. Все прилипают к стеклам, толкутся в тамбуре. Но в темноте ничего не видно. А он — совсем рядом. Проводник говорит: «Если прыгнуть с подножки — очутишься прямо в воде». Но темень, воды не видно. Раз десять пришлось ездить и летать в Сибирь, но как-то все не случалось увидеть Байкал...

И вот.

— Байкал! — Шофер открыл дверцу и посмотрел с таким-видом, будто он привез гостя к себе домой и с радостью показывает жилье, заранее зная, что все тут гостю понравится.

Мартовским холодом веет от скрытого в ветках берега. Только что мы задыхались в тайге от жары, а тут впору надевать телогрейки. Байкала еще не видно. Пробираемся сквозь чащу черемухи. Ледяное дыхание озера задержало цветение. Конец июня, а черемуха только-только оделась к весеннему празднику. Запоздалым сиреневым цветом горит багульник. А березка у самого берега еще и не поверила лету — стоит без листьев.

Тайга, увидев простор Байкала, катится к нему по сопкам ярусами зелени. Но у самой воды замирает. Пощупав корнями воду, лиственницы, березы и сосны раздумали купаться, остановились, а тайга напирает сзади, не может остановиться. Оттого у берега давка и толчея. Лежат поваленные великаны деревья, зелеными баррикадами загородили дорогу к Байкалу.

Удивительно видеть тут и апрель и июнь сразу. За спиною запахи лета, а на Байкале — точь-в-точь Волга в разливе. Та же большая вода, те же льдины стадами, одинокая лодка у горизонта.

Байкал вскрывается поздно. До конца мая носятся по воде ледяные стада. В июне они пристают к берегу. И тут, у валунов, медленно тают.

Стоим, сняв шапки. У ног валуны вполдома и мелкая галька. Виден след прибоя. Чистая, как слезы, вода не терпит мусора. В непогоду Байкал швыряет на берег обломки лодок, остатки плотов, бревна, коряги, дохлую рыбу. Ни соринки в воде!

Холодная величавая синева. Где-то очень далеко синие сопки сливаются с закатными полосами, заволакиваются сиреневой вечерней дымкой.

Субботний вечер. Из дальних лесных хозяйств, из редких поселков у речек приехали в канун выходного дня рыбаки. Искусно лавируя между льдинами, ловят хариуса. Ловят сетью и на крючок, приманивая рыбу ломтиками бычковой икры. Икру достают тут же, под валунами.

Присаживаемся к костру рыбаков. В честь гостей жарится «омуль на рожне». Первобытным способом приготовленная рыба очень вкусна. Швырнув в валуны рыбьи кости, подкладываем сушняку в костер. Теплые волны черемухового лета стекают по сопкам. Кукует кукушка, и время от времени с громким шорохом рушится лед.

— Есть ли какая живность на озере? Рыбак берет ружье и стреляет вверх. В вечернем сумраке слышится переполох уток и лебедей...

По баргузинской дороге нам надо ехать до горячих ключей у Байкала. Но уже поздно — решаем заночевать с рыбаками. На сон грядущий — разговор о Байкале. Вспоминается много историй и происшествий.

— Три года назад сняли шкипера с мачты... Всех штормом накрыло... а он двое суток в воде. Без памяти, а словно прирос к мачте.

— А плоты размотало, помнишь?.. Шофер кладет под голову упругий пучок багульника.

— Возил в этих местах геолога... Все камень какой-то искал... На почту зимой просил отвозить посылки с этими ветками... «Если, — говорит, — поставить багульник в воду, через неделю будут цветы...» Чудно! Раза три в зиму посылал голые ветки в Москву...

Шуршит лед, какая-то птица будоражит крыльями воздух. Все засыпают.

Ночью мне снится большая «омулевая бочка» с парусом из плаща. Снятся цветы багульника, льдины и стаи встревоженных лебедей. Снится деревенский плотник Егор. Он сидит на мостике парохода и говорит геологу: «Это хорошо, что камни нашел... Давай про Байкал...»

На заре нас будят холод и крики лебедей за льдинами. Согреваемся у костра и, наломав веток цветущей черемухи, садимся в «газик». По баргузинской дороге едем вдоль Байкала к горячим ключам...