Георгий Соловьев - Отец

— Я так уже люблю тебя… — грустно вздохнув, сказала Лидочка и отпустила брата.

Саша виновато улыбнулся сестренке и ничего не мог сказать. Ему стало просто хорошо, и он стоял под взглядами взрослых красный и растерянный оттого, что не знал, что же ему надо сделать, что сказать.

«Все ясно! — обрадовался Дмитрий Александрович. — До сих пор мы на девчонок с их нежностями имели совершенно определенный взгляд. И вдруг — нате вам!»

Александр Николаевич что-то чересчур натужно кашлянул и отвернулся к открытой балконной двери. У Варвары Константиновны и Анастасии Семеновны снова повлажнели глаза: они переглянулись так, как переглядываются люди, охваченные одним и тем же обоюдно понятным переживанием.

— Все устраивается отлично, — подчеркнуто рассудительно сказал Дмитрий Александрович. — Если ты, Санек, завтра свободен, так уж будь любезен возглавить всю эту компанию. Билеты на водный праздник я пришлю завтра домой. А ты проводишь всех на канал. Сам я могу и опоздать. Как, Санек?

— Все будет в порядке, — ответил Саша, оживляясь оттого, что его вывели из нестерпимо неловкого положения. — А билеты на трибуну будут?

— На трибуну, сам знаешь, как достать. Вам с Лидой наверняка не улыбнется, — беря, наконец, верный отцовский тон, ответил Дмитрий Александрович.

— Может, чайку? — спросила Варвара Константиновна так, словно зная, что никому предлагаемый чай не нужен, да ничего не попишешь — такова обязанность хозяйки.

— Какой там чай. — Александр Николаевич, наконец, вышел из своего уголка около двери на балкон. — Чай на ночь — это, попросту говоря, не спанье, а беганье в одно место. Ну, внучек, тезка мой золотой, спокойной ночи. И давай поцелуемся.

— Покойной ночи, дедушка.

Семья рассталась на ночь совсем по-простому.

Оставшись один и сидя уже раздетый на тахте, Дмитрий думал: «Почему я сам не смог так-то поступить? Почему я сам не смог хотя бы откровенно поговорить с детьми? Все, что произошло сегодня, могло произойти и раньше. — Дмитрий включил штамбовую лампу и лег, ощущая ту здоровую усталость, с которой ясно живущие люди заканчивают каждый день и отдаются отдыху. — Но как бы там ни было, все, все теперь хорошо».

Думая так, Дмитрий понимал и новые, только сегодня ставшие очевидными сложности. Самое сложное — это сын. О! С парнем надо налаживать и налаживать отношения. Особенно матери — Зинаиде Федоровне.

Анастасия Семеновна? Ну что же, она тоже хорошо все понимает, надо лишь не нарушить установившихся сегодня чистых отношений этой доброй женщины ко всей семье Поройковых. Пройдет время, и эти отношения станут родственными. Это поможет и Саше войти в его родную семью.

«Да, надо было истечь какому-то времени, чтобы для меня наступил такой вот день. И какому тяжелому времени!.. — Подумав это, Дмитрий Александрович почувствовал, что сон отлетает от него. — Такого настоящего дня у меня во всю жизнь не было». И минувший день вдруг представился ему в истинном свете: этот день был выстрадан им, его могло бы не быть, если бы жизнь его текла гладко, если бы не было жестокого разрыва с женой, если бы не было целой цепи ошибок всей жизни, которые и привели его к страданиям. Дмитрий Александрович заставил себя в который уже раз перебрать все особенно памятные события. И не смог сказать, что у него не было в прошлом яркого, радостного. Было! Даже женитьба его была для него в свое время настоящей радостью. Но все стало ненастоящим, когда случилось это.

Но этак можно сказать, что и воевал он не по-настоящему? Разве его готовность отдать жизнь, лишения и тяготы, пережитые им, тоже были ненастоящими? Нет, все это действительно было, всем этим он мог гордиться даже перед самим собой, все это давало ему моральное право на душевный покой при любых обстоятельствах. Живут же безмятежно люди, женясь и разводясь не единожды. И дети их растут, и служба идет. И никто им глаза не колет. Разве он сам так не смог бы?

Тут Дмитрий Александрович вспомнил красавицу Женю Балакову, свое вдруг пробудившееся к ней чувство, ее ответное чувство. Вспомнил и застонал от стыда.

«Допустим, и это было очень возможно, что Женя стала бы моей второй женой. Но это было бы самое фальшивое в моей жизни. — Он вспомнил, как она назвала его страшным человеком. — Женя — моя жена? Это было бы самое страшное и непоправимое. У меня не стало бы после этого ни отца, ни матери, ни детей. И не было бы такого настоящего дня».

Но чем же необыкновенен был минувший день? Перебрав все события дня, Дмитрий Александрович ясно увидел, что все они возвращали ему прошлую личную жизнь, и уже в хорошем ее качестве. Ему до острой душевной боли захотелось, чтобы такой же день настал и для Зинаиды Федоровны. Ведь это прежде всего нужно было ему самому, потому что это было настоящим продолжением счастья, найденного сегодня. Но дожила ли она до такого дня, готова ли встретить его так же, как он? Он включил лампу и достал из кармана письмо жены.