Петр Северов - Сочинения в двух томах. Том второй

— Даже рыба ушла от нашего участка. Обиделась, наверно, не умеют ловить…

За окном послышались шаги. Мокрый и усталый, в горницу вошел Рудой; капитан встал; оба гостя одновременно улыбнулись Рудому. Но, видимо, удивленный, Рудой ничего не ответил, отряхнул фуражку, отбросил чуб.

— Что делать, Борисыч? Шаланду нашу пора просмолить. Дождь мешает.

— Сделайте навес, — сказал Илья.

Рудой усмехнулся, вытер о колени руки.

— А доски где взять?

— Брезент возьмите…

— Да нет его, брезента…

— Парус возьмите. На баркасе большой парус.

Словно обозленный непонятливостью Ильи, Рудой дернул себя за ус.

— Не даст Асмолов.

Японцы с вежливым вниманием слушали их разговор.

— Не даст? — переспросил Варичев и поднялся с кровати. — Я приказываю ему. Так и скажи, если не даст. Приказываю.

Рудой даже отступил к порогу. Веки его часто мигали. Но вдруг он засмеялся коротким и радостным смешком.

— А-а… Понимаю. Боевой порядок?.. Есть, командир! — И стукнув каблуками, вышел из горницы.

Варичев мельком взглянул на гостей. Они восторженно смотрели на него и не скрывали своего восторга.

Капитан, заметно волнуясь, сказал что-то переводчику, и тот, несколько робея, спросил:

— Вы здесь самый главный начальник?

— Да, — нехотя ответил Илья.

— Капитан просит вас посетить наше судно… Ответный визит. Он будет очень благодарен вам, сэр.

— Видите ли, я нездоров, — помедлив, сказал Илья. — По крайней мере — не сегодня.

Японец прищелкнул языком, горько покривил губы.

— Это очень-очень печально, сэр. Что с вами?

Варичев равнодушно махнул рукой.

— Так, пустяки… Случился у нас пожар… Ну, я вынес из огня человека.

— О! — изумленно воскликнул переводчик, и белые зубы его блеснули. Выслушав его, капитан тоже изумился. Он словно вышел из оцепенения теперь. Размахивая руками и тряся головой, он долго говорил, почти захлебываясь. Черные очки его были похожи на орбиты черепа. Варичев подумал, что человек этот напоминает спирита, и непонятная речь его звучит, словно таинственное прорицание.

— Капитан изумлен, — наконец, сказал переводчик. — Он заверяет вас в своем сердечном уважении. Спасая своего друга… вы рисковали собой?..

Но Илья прервал его.

— Нет. Я спасал не друга. Я спас преступника. Он обрезал невод и хотел искупить свою вину: сам поджег амбар, в котором был заключен.

Едва уловимая искра промелькнула в глазах японца. Он схватился за голову, попятился к двери. Теперь он не говорил, но кричал своему капитану, путая русские и японские слова. Илья разобрал несколько из них: какая сила… подвиг… слава…

И ему было весело и забавно наблюдать за двумя этими изумленными людьми, — Они долго не могли успокоиться и когда, наконец, утихли, переводчик спросил увлеченно:

— Несчастный он человек… Что же это — дегенерат?

Варичев подумал о том, что в море, вдали от берегов, на корабле, когда, кажется, все пересказано, каждая новость особенно интересна.

— Нет… просто фантазер, — сказал он.

За время их беседы в горницу к Илье приходило еще несколько рыбаков, и он выслушивал их, давал советы, спрашивал о ремонте судов.

Прощаясь, капитан долго тряс его руку, и переводчик не менее десятка раз повторил приглашение навестить шхуну.

Шесть дней подряд в море не утихал шторм, но в поселке Рыбачьем никто не сидел без дела. Вместе со своей бригадой Рудой заново прошпаклевал шаланду, просмолил все пазы густой и душистой смолой. Из обрывков сетей для Асмолова стачали новый невод. Дружно шла работа в эти дни. Даже старый Андрюша словно ожил, из его маленькой закопченной кузни все время несся, вперемежку с песней, заливистый звон наковальни. Было похоже — преступление Степки и печаль старика Асмолова, все, что произошло за эти дни, лишь сплотило рыбаков, с нетерпением ждали они выхода в море.

Один только человек оставался в стороне от этой веселой, горячей работы, В комнату его доносился тонкий, как хруст морозного наста, голос пил, стук молотков, легкий запах смолы лился через открытое окошко.

Опираясь на высокий костыль, Степка ходил по комнате, прислушивался к шуму на причале, к прерывистому гулу штормового ветра. Из-под нависшего бинта полные мутной грусти сумрачно смотрели его глаза.

Вахтенный рыбак, сидевший в этой же комнате, не разговаривал с ним. Решение Совета Степке сообщили в тот же день, и он сказал равнодушно:

— Все равно…

Он знал, кто вынес его из огня, и этому тоже не удивился. Целыми часами лежал он на койке, глядя в одну точку на потолке. Но штормовой ветер, гудевший над крышей, словно срывал его с постели. Корчась от боли, Петушок спрыгивал на пол, брел к окну и, увидев причал, останавливался в непонятном испуге.