Константин Волков - С тобой моя тревога

Дурнов снял пиджак, повесил на спинку стула, сел, принялся рассматривать анкету, держа ее в вытянутой руке; видно, страдал дальнозоркостью. Лихова осторожно заскрипела пером. Одинцов поглядел, как она выводит буквы, и тоже принялся писать.

— Фамилия… фамилия, — пробормотал под нос Дурнов. — Какую же фамилию писать-то?

Одинцов хохотнул. Подбодренный вниманием приятеля, Дурнов, явно рисуясь, продолжал:

— А ежели их много у меня было, а?

— Пишите ту, которую хотели бы увидеть на собственном памятнике, — оборвал начальник отдела кадров, не склонный потакать болтовне и зубоскальству в служебном кабинете. — Не мешайте другим!

Через несколько минут сосредоточенного внимания, когда был слышен лишь скрип перьев, Дурнов воскликнул, удивленно:

— А вот тут, помню, один пунктик раньше был!.. Насчет избирательных прав. Куда он запропастился? Или эта деталь уже не представляется интересной, а? И про раскулачивание вопроса нет!

— На этот вопрос можете ответить в автобиографии, — заметил Стародумов.

— Какая там у нас автобиография! — усмехнулся бывший рецидивист. — Она покрыта мраком неизвестности и с позиций морального кодекса строителей коммунизма, который я с интересом прочел в вестибюле, не выдерживает критики… Мы — отрыжка, капиталистического прошлого в сознании людей. Граждане без биографии.

«А он довольно-таки любопытный субъект. Для бухгалтера, никогда не работавшего по специальности, даже вообще не служившего, довольно грамотен», — подумал Стародумов.

— Какое у вас образование, Дурнов?

— Сейчас заполню, — рассмеялся тот. — «Мои университеты», одним словом… в тюрьмах библиотеки — все есть! От Аристотеля до Явтушенки. И времени, можете догадаться, для самообразования — вот как! — и шаркнул ладонью по морщинистой шее. — А при заводе есть библиотека?

— Есть.

— Вы меня, гражданин начальник, в библиотеку бы… Здоровье у меня…

— У нас библиотека на общественных началах. Без зарплаты, значит. Хотите?

— Бесплатно? Хэ-хэ!.. Не для меня цвели цветы! Я до общественных начал, мил человек, не созрел ни в идейном, ни в материальном отношении. Личное бытие отстает от общественного сознания. Лучше уж туда, где действует закон социализма. Где не пыльно — и денежно…

— У нас везде пыльно. В масках работают. Химия!

Через полчаса начальник отдела кадров позвонил по заводскому телефону директору, попросил принять.

— Заходите пока один, с делами. Они пусть подождут в приемной!

— Ну что ж, теперь пошли к руководству! — обратился Стародумов к сидящим.

Они поднялись по узкой лестнице с выщербленными ступеньками на второй этаж. Стародумов открыл дверь со стеклянной табличкой «приемная».

— Входите. Садитесь. Подождите здесь, — сам скрылся за обитой коричневым дерматином дверью.

— Сядем, — первым опустился на крайний к двери стул Одинцов и кивнул Лиховой: — Садись, чего стоять-то!

Секретарша приемной сидела за маленьким низеньким столиком, приставленным к большому письменному, печатала, украдкой поглядывая на посетителей, о которых уже была наслышана. Она заметила, как мужчины о чем-то пошептались озабоченно, засмеялись, поглядев на нее. Потом тот, что помоложе, извлек из внутреннего кармана пиджака бутылку и, заговорщицки подмигнув ей, поставил под стул.

— Что это вы там спрятали? — спросила она строго.

— Тс-с-с… — в цыганских глазах парня зажглись веселые огоньки. — Тиха! Атомная бомба замедленного действия. Взрывается от взгляда чудесных женских глаз.

— Уберите сейчас же! — потребовала хозяйка приемной.

— Без паники! Я пошутил. Это всего-навсего водочка… Не могу же я идти с ней к директору!

— Не поймет, осудит, — поддержал второй. — И вытурит.

Раздались короткие звонки. Секретарша поднялась, приоткрыла дверь кабинета директора.

— Хорошо! — услышали в приемной, после чего она предложила этим троим в мятых костюмах: — Заходите!

— Мадам! — галантно произнес старший, прохромав мимо ее столика.

Молодой, цыганистый, проходя, наклонился и, сверкнув золотыми зубами, поинтересовался:

— Что делаем вечером?

Их спутница — в стоптанных коричневых туфлях, надетых не по сезону, без чулок, в старенькой серой юбке и черном хлопчатобумажном свитере, туго обтянувшем узкие плечи и грудь, — прошла, закусив белыми ровными зубами нижнюю губу, зыркнула диковатыми глазами.

Они вошли, остановились у двери рядом с круглой металлической вешалкой, сверкающей в лучах солнца, бившего в окна. Огляделись. От двери до массивного стола — широкая красная дорожка, слева вдоль четырех окон длинный стол, крытый зеленым сукном, обставленный стульями с зелеными спинками. Вдоль другой стены стояли красные и бордовые знамена — шелковые и бархатные, с гербами, золотыми и серебряными надписями. На стене в рамках под стеклом висели дипломы и грамоты.