Василий Гроссман - Годы войны

Уличные бои в Познани.

Командир полка жалуется: «Вот ворвались мы в одну из улиц, к нам кинулись жители, кричат: „Спасители, освободители наши!“ Тут меня немцы контратаковали и отбросили, выскочила их самоходка — я гляжу, те же жители повыскакивали и давай немцев обнимать. Ну, тут я приказал дать картечью».

Чуйков ведет уличные бои в Познани. Он считается после Сталинграда высшим мастером уличных боев. Суть сталинградского боя в том, что наша пехота создала клин между силой немецкого мотора и слабостью немецкой пехоты. И вот академик Чуйков попал в силу обстоятельств и закономерностей, которые сильней его, — здесь в Познани то же сталинградское положение, но с обратным знаком. Он яростно атакует немцев на улице Познани силой огромной техники и малой пехоты. А мощная немецкая пехота упорно ведет свой безнадежный бой.

Освобожденная девушка Галя, говоря о галантных особенностях военнопленного мужского интернационала, сказала мне: «У французов разные применения».

На втором этаже двухэтажной виллы, в холодной, ярко освещенной комнате сидит Чуйков. На столе звонит телефон, командиры частей докладывают о ходе уличных боев в Познани. В перерывах между звонками и докладами оперативных работников Чуйков мне рассказывает о прорыве немецкой обороны в районе Варшавы:

«Режим немецкого дня мы изучали месяц. Днем немец уходил из первой траншеи, ночью он ее занимал. Всю ночь перед началом наступления мы его агитировали по радио, давали музыку и танцы и под шумок вытянули на передовые все свои силы. В 8 ч. 30 мин., когда он уходил обыкновенно с первой линии, мы дали залп из 250 стволов. В первый день мы прорвали первую линию. Мы слышали по радио, как командарм 9 звал свои дивизии и ни хрена не дозвался. Тут же мы разбили две танковые дивизии, подтянутые из глубины. В это утро был молочный туман. В общем, так: налет, огневой вал — и пошли. Задержали его на наковальне первой линии и ударили его молотом артиллерии. Опоздай мы на час, мы бы били по пустому месту. А немец считал, что мы стратегически выдохлись. Здесь Ландвер и Фольксштурм».

Чуйков слушает телефон, тянется к карте и говорит: «Минуточку, сейчас надену очки». Читает донесение, радостно смеется и ударяет адъютанта карандашом по носу; говорит: «Правый фланг Марченко уже чувствует огонь Глебова. Огневая связь есть, скоро будет живая». Кричит в телефон: «Если они вырываются на запад, выпусти их в поле и дави, как клопов, проклятых!»

«Теперь немцу вклиниться — смерть, он не вернется из клина. Бойцу надоело в обороне, жажда кончать войну, два-три дня разминались, а потом пошли по 30–50 километров в день.

Забарахлились малость — танк идет, а на крыле поросеночек. Людей мы теперь не кормим, наше невкусно. Обозные едут в каретах, играют на гармошках, как махновцы.

Форт в Познани — наши ходят сверху, а он стреляет. Тогда саперы вылили полторы бочки керосину и подожгли — они, как крысы, выскочили.

А знаете, что удивительно — при всем нашем опыте войны и при замечательной нашей разведке, мы одного пустячка не приметили — не знали, что Познань первоклассная крепость, одна из сильнейших в Европе. Думали, что населенный пункт, хотели с ходу взять, вот и напоролись».

Командующий танковой армией Катуков:

«Успех наступления определился нашей огромной техникой, превосходящей все бывшее до этого времени. Колоссальным по высоте темпом продвижения, малыми потерями. Растерянностью противника и пр.».

Идут уличные бои. Улицы, где потише, полны народом. Дамы в модных шляпках, с цветными сумочками режут ножами куски филе с убитых лошадей, валяющихся на мостовой.

Дикая смерть Героя Советского Союза, полковника Горелова, командира гвардейской танковой бригады. В первых числах февраля он в нескольких километрах от германской границы, расшивая пробку на дороге, был застрелен пьяными красноармейцами. Катуков очень любил Горелова, отдавая приказы ему и Бабаджаняну, он называл их по имени — Володя и Арно.

Такие случаи кровавых, пьяных бесчинств не единичны.

Переход границы Германии.

Под вечер туманно и дождливо, запах лесной прели. Лужи на шоссе. Темные сосновые лески, поля, хутора, службы, дома с остроконечными крышами.

Огромный плакат: «Боец, вот оно — логово фашистского зверя». В этом пейзаже большая прелесть — хороши небольшие, но очень густые леса, идущие по ним голубовато-серые асфальтовые и клинкерные дороги. И наши пушки, самоходки, драные штабные грузовики, полные барахла, едущие от Познани.