Аркадий Васильев - Понедельник - день тяжелый | Вопросов больше нет (сборник)

Как-то в кабинет к Коромыслову пришел незнакомый молодой человек с университетским значком в петлице синего пиджака.

— Разрешите представиться — Семин, следователь городской прокуратуры.

И предъявил удостоверение. Коромыслов впервые в жизни физически ощутил значение слов: «Почва уходит из-под ног». Ему показалось, что кабинет качнулся, провалился пол и кресло повисло в воздухе. Если бы следователь повременил с дальнейшими вопросами, посидел бы несколько секунд молча, внимательно посматривая на собеседника, — Василий Васильевич натворил бы, пожалуй, непоправимых глупостей: потерял бы сознание, заплакал, завизжал от страха, даже признался.

Но следователь особой наблюдательностью не отличался и сразу объяснил, что явился выяснить кое-что о сверхурочных работах.

Коромыслов собрал всю волю и снова обрел уверенность. Больше того, он начал разговаривать со следователем несколько грубовато и сплавил его к главному инженеру.

Это была генеральная репетиция будущей, вполне вероятной встречи с правосудием. Теперь Коромыслов был готов к любым случайностям.

До первого столкновения со следователем Василий Васильевич, сидя на собраниях, когда произносились слова «будем работать еще лучше», «отдадим родине все силы, а если понадобится, то и жизнь», «повысим качество», «ударим по разгильдяйству», внутренне содрогался. Ему казалось, что вот сейчас встанет кто-нибудь и скажет: «Как же с таким директором можно поднимать качество?» После посещения следователя эти мысли исчезли, Василий Васильевич стал тверже. Про таких на судебных процессах говорят: «Закоренелый!»

…Коромысловы отдыхали после обеда, когда к ним ввалился перепуганный Стряпков. Кузьма Егорович по дороге из леса до изнеможения оброс неприятными новостями. В ларьке около парка, оказывается, тоже были комсомольцы — купили килограмм колбасы, взяли накладные, сняли остатки. Кокин из вытрезвителя переведен в дежурную комкату. Жене свиданья с ним не дали. Выяснилась еще одна огорчительная, страшная подробность — Кокин накануне пьянствовал вместе с директором ресторана «Сеть» Латышевым. Шеф-повар Сметанкин слышал, как Латышев, провожая Кокина, произнес фразу: «Повинную голову меч не сечет!» А сегодня утром жена Латышева с двумя большими чемоданами внезапно уехала из Краюхи.

Все это было необычно, волнительно, тревожно.

— Ну как, Василий Васильевич, что ты на это скажешь?

Коромыслов исподлобья посмотрел на Стряпкова и жестко спросил:

— Ты что меня, Кузьма, за полного дурака принимаешь? При чем тут я? На кой черт тебе мое мнение? Сами жульничали, сами и расхлебывайте…

— А ты? Ты что? Ангел?

Коромыслов показал Стряпкову кулак, и Кузьма Егорович сразу вспомнил разговоры о том, что когда-то нынешний директор заготконторы с одного удара оглушал быка.

— Лети отсюда, пока я тебя в рай не представил! И меня к вашим пакостным делам не присобачивайте…

Как только ошарашенный Стряпков покинул пределы коромысловских владений, Василий Васильевич осторожно, чтобы не разбудить жену, очистил ящики письменного стола, уложил всю наличность в небольшой чемодан и прошел в сад.

Через полчаса жена, сладко потягиваясь, нашла его. Он по-хозяйски осматривал доски забора.

— Заменить надо, — сказал он, — слаб нынче тес, двух лет не простоял…

Ложась спать, он подумал:

«Надо пока компромиссы прекратить…»

…Не поссорься Юрий Андреевич с дочерью и женой, воскресенье было бы, как всегда, приятным днем. После пирогов и чая он покопался бы в саду, возможно поехал бы со всеми вместе на прогулку — все бы шло как у добрых людей. Наблюдательный председатель «Тонапа» наверняка заметил бы отсутствие Кокина, подозрительные беседы Солодухина с комсомольцами, прибывающими на велосипедах в лес и подходившими к секретарю парткома как бы с рапортами о проделанной работе.

Но Юрий Андреевич всем своим поведением еще раз доказал, сколь вредно злоупотребление алкоголем.

Домой Христофоров пришел поздно, и не с пустыми руками, а с иол-литром, на котором желтела наклепка «Померанцевая». Во всех ларьках Краюхи по субботам и воскресеньям водкой торговать запрещалось, поэтому продавцы широко пользовались желтыми наклейками.

К рассвету бутылка опустела, и Юрий Андреевич сначала подремал на стуле, затем благополучно переместился на пол. Марья Павловна, которой не спалось, прикрыла его от мух простыней.

Юрий Андреевич очнулся в третьем часу дня. Окажись Марья Павловна дома, она бы принесла из погреба миску квашеной капусты или огуречного рассола. На крайний случай напоила бы супруга крепким, как деготь, чаем.