Владимир Осинин - Полк прорыва

Как хорошо, что молчат телефоны.

Да, все поставлено на карту. И страна грозно ощетинилась, приготовилась к ответному удару. Если полетят к ракетам сигналы, наверное, другим поколениям и в других веках придется расчищать развалины и судить, что же произошло.

Сколько раз слышал Хлебников на своем веку солдатскую команду: «Отбой!» — всегда она была самой желанной. А теперь он ее ждал, как никогда прежде.

Он поинтересовался, что передавало иностранное радио за последний час. Сообщалось о непрерывных дебатах в Белом доме и о русских ракетах на Кубе. Последняя телеграмма гласила об установлении прямой телефонной связи между президентом Соединенных Штатов и главой Советского правительства.

— Кажется, мы опять выиграли мир! — Хлебников встал из-за стола и посмотрел на койку, которая уже вторые сутки стояла в кабинете.

«Отбой» будет. Но когда? Может, через сутки или двое. При полной гарантии, что все не повторится снова.

Он попросил принести чаю, склонился над стаканом и вдруг увидел в нем свое отражение. Длинноватое лицо, мелкую сетку морщин у глаз, крупные звезды на погонах — очень крупные, словно кленовые листья, упавшие на плечи. Осенние листья.

Было тихо-тихо, но вода в стакане колебалась, вздрагивала, может от проходивших мимо машин.

Он смотрел на это отражение и невольно стал думать, рассуждать о своей судьбе, понятной и во многом непонятной ему самому. Как могло случиться, что он оказался здесь? В этом доме, в этом кабинете, за этим столом. В погонах маршала. В иной, наверное, обстановке, будь него и пять жизней, он не достиг бы этого.

Было время, когда командиров батальонов ставили на дивизию. И вместо одной «шпалы» в петлицах у Хлебникова их сразу стало четыре. Но это не только обрадовало, но и напугало. Он почувствовал себя в роли ученика, который после седьмого класса оказался сразу в институте.

Кажется, он и сегодня не может прийти в себя от того хронического недосыпания, которое еще тогда обволокло его дремой. И стоило только прикрыть глаза, как чудилось…

Тяжелый топот множества сапог в ночи, вспышки залпов батарей, дождливый ветер над колоннами вечно двигающихся солдат, окрики: «Подтянись!» Телефонные звонки и секретные пакеты, шифровки, от которых сначала становилось не по себе, а потом приходилось делать почти невозможное.

Он включает свет, прислушивается к тишине, и опять кажется, что так спокойно всегда и было, а война грохотала только на экранах кинозалов.

Недавно, перебирая свои архивы, он обнаружил одну старую фотографию, о которой уже забыл. На пожелтевшей бумаге красноармеец, стриженный под нулевку. Глаза слишком серьезные, на лице ни тени улыбки…

Он отвел глаза в сторону, и его куда-то понесло, словно вихрем закружило, потом остановило. В каком-то другом времени.

Дождь, по лицу скатываются холодные капли, текут за воротник, но шевельнуться нельзя — вечерняя поверка, идет перекличка. Как обычно, при любой погоде, в любое время года. Всего несколько минут, простыть не успеешь, только немного озябнешь, чтобы потом с усердием прошагать с песней. И в заключение услышать: «Отбой!» Провалиться куда-то и очнуться от новой команды: «Подъем!» Как будто и не было сна. Солдаты спят мертвым сном, таким, который может быть только после предельного напряжения.

Поляна копана-перекопана. Тысячу раз. Ячейка для стрельбы лежа и с колена, окопы полного профиля, траншеи. Во время перекура отойдешь в сторону — шмели гудят на луговом клевере, лесные лилии, от их запаха хочется забыться. Отдохнешь несколько минут и опять роешь, бегаешь, прыгаешь, ползаешь. Гимнастерка на спине парится. А за столом аппетит такой разгорается — съел бы за семерых. «Садись! Приступить к принятию пищи». Не успеешь очнуться от дурманящего запаха горохового супа — «Встать! Выходи строиться!». И только вечером почувствуешь, как натерто плечо брезентовым ремнем от винтовки, которую ты оберегаешь с большей боязнью, чем мать первого своего ребенка.

Марши — длинные переходы. Мозоли на ногах огнем горят. Старшина посмотрит, утешит: «Ничего. Бывает и хуже». И опять топаешь. Мимо одного колодца, другого. Привал намечен за селом, у речки. Напрасно девушки стоят с ведрами.

Каждый день повторялось: тяжело в учении — легко в бою. И не верилось, что он может быть когда-нибудь, настоящий бой. Или до него так далеко!

Вспомнилась первая книга, полученная в библиотеке, — «Капитанская дочка». Девушка, которая ее порекомендовала ему, прочитала намного больше книг, и он перед ней робел.