— Уведи меня — убью я ее!
Семен увел Клашу в березовый лесок. Она вся дрожала, пальцы то сжимались в кулаки, то разжимались.
— За что ты ее?
— Так… Любя!
Клаша расплакалась.
С той поры он стал встречаться с ней. Месяц вместе ходили в клуб. Месяц он собирал для Клаши ягоды, приносил грибы. Наконец написал в записке прыгающими буквами: «Давай поженимся».
Клаша, встретив его, засмеялась:
— Что же ты запиской-то, а не на словах? Трусишь? — Она задумалась, а потом хмуро добавила: — Смотри, я ведь сердитой буду женой. Командовать буду. Не раздумал?
— Что ты! — Семен стоял красный, счастливый, растерянный.
— Работать я не стану. Тебе придется кормить меня.
— Да моего заработка хватит на двоих! — радостно убеждал Семен.
Клаша строго и удивленно посмотрела на него.
— Я люблю боевых ребят, а ты… из тебя хоть веревки вей, — вздохнула она.
Семен уныло ковырял мозоль на руке.
— Ладно. Я пошутила. Я не сердитая. И командовать не умею. И работать буду — не люблю зависеть. Скучно мне. Увези меня отсюда, ради бога! — с тоской воскликнула она.
Семен встревожился — что с ней? А она прижалась к нему, шептала:
— Увези скорее! На Камчатку! На Сахалин!
Все это вспоминал Семен, подходя сейчас к Клаше.
Она не оглянулась на него — заправляла черные волосы, рвущиеся из-под платка.
— Работаешь? — Семен стегал по сапогу сосновой веткой.
— Нет, пляшу… — и Клаша, не повернув головы, скосила на него смеющиеся глаза.
Она разгребла горячую золу и угли. Из-под них выглянула сизая бутылка, в которой уже закипела вода.
— Хлебнешь таежного чайку?
— Чай пить — не дрова рубить, — улыбнулся Семен.
Надев брезентовую рукавицу, Клаша схватила бутылку, но та внезапно лопнула, развалилась на две части, и кипяток зашипел в углях.
— А, сатана! Чтоб тебе сгореть! — Клаша швырнула рукавицу.
— Не ошпарилась? — испуганно присел на корточки Семен.
— Не маленькая. — Широкое загорелое лицо Клаши было сердитым. — Должно быть, рукавица мокрая!
— А я все топор твой слушал, — тихо проговорил Семен, разгребая угли веткой.
Хвоя густо задымила, запахла и вдруг, треща, жарко вспыхнула. Семену показалось, что все это уже когда-то было: так же сидел у костра с Клашей, так же вспыхнула хвойная лапа, так же тюкали топоры и ревел, вставая на дыбы, трактор.
— Сяду курить и слышу: тюк! тюк!
Семену хотелось сказать много радостных, хороших слов о том, что у него делалось в душе.
— Ты, наверное, там лодыря гоняешь — куришь да слушаешь? — свысока усмехнулась довольная Клаша.
— Что ты, что ты, я все время работаю! — клялся Семен. — Ты же слыхала мою пилу?
— Ну вот, еще не хватало слушать пилу, — норовисто дернула плечом Клаша. — Подумаешь, музыка!
— Неужели не слыхала? — огорчился Семен.
— Чего так тяжело вздохнул, ровно корову продал?
Клаша горделиво засмеялась. Она смотрела в сторону, а глаза горячо косились на него. Так никто не умел смотреть, и Семен любил этот взгляд.
— Как же дела-то? — шепнул Семен, рассеянно пошевелив знойные угли рукой вместо ветки и не почувствовав боли.
— Завтра беру отпуск на пять дней, уезжаю к матери. А через три дня заявляйся собственной персоной, вот и все. Отпляшем свадьбу. — Клаша говорила почему-то сердито, а рука ее порывисто ковыряла щепкой землю.
Семен решительно обнял ее и поцеловал в сухие, солоноватые губы, пахнущие малосольным огурцом. Клаша вскочила, поправила платок и властно прикрикнула:
— Н-но! Угорелый! Люди же кругом!
Семен, шатаясь и ничего не видя, пошел на свою лесосеку. Около него упала сосновая шишка, другая хлопнула в спину. Он оглянулся: Клаша смеялась. Лицо ее опять было повернуто в сторону, и только глаза лукаво косились на него.
— Веселый ты парень — на ходу спишь! — крикнула она и убежала.
Всю дорогу в лесу шлепались вокруг Семена шишки с сосен, ему же все казалось, что их бросала из-за кустов Клаша…
Поселок лесорубов приютился на дне глухой таежной пади. Падь называлась Синий Колодец. Рассказывали так: давным-давно охотник ранил козу, весь день шел по ее следам. Капельки крови привели в далекую падь, и там в зарослях шиповника и лиственниц охотник увидел козу: она стояла в яме по брюхо в воде. Рядом будто находился колодец. Бревенчатый сруб и навес над ним были окрашены в синюю краску. Охотник уложил козу точным выстрелом. Подойдя, увидел, что первая рана на ноге почти затянулась. Охотник заглянул в колодец: там бурлила и пузырилась вода. Попробовал — она защипала язык, ударила в нос.
Читать дальше