— Папа, скажи этому дяде Валере — пусть он к нам больше не ходит, — вдруг горячо просит Крылышко и заглядывает ему в глаза.
Папа вздрагивает, морщится.
— У всех дома хорошо. От дяди Васи пахнет яблоками, а от тебя — вином. Мама сердится. Вы ругаетесь…
Края ее губ опускаются, нос краснеет.
Отец изумленно, испуганно смотрит на нее. Он беззвучно шевелит губами. Крылышко ждет. Неожиданно он отстраняет ее и уходит в дом, пошатываясь, хотя Крылышко знает, что он сегодня не пил вина.
Наступает ночь, а мамы все нет.
— Ложись, спи, — шепчет папа и гладит Крылышкину спину. — Я посижу на крыльце.
Он уходит, а Крылышко лежит в кровати у открытого окна. Свет погашен.
Темный сад прижимается вплотную к окнам. Сияет большая луна, а под деревьями мрак. На черной земле местами лежат молочно-голубые пятна. Они расстелены, как платки. Сквозь навесы из ветвей и листвы падают во мрак косые столбы света. В них проносятся летучие мыши.
На лунные платки выкатываются колючими клубками ежи, толкают поросячьими мордочками яблоки, лакают из арыка воду.
Крылышко слушает птиц. Ей представляются перепела в клетках из тыкв. Клетки качаются на ветвях в узбекских двориках. Перепела стараются перекричать друг друга. А перепелам отвечают с вершин старых чинар ушастые совки-сплюшки, похожие на котят. Они выговаривают грустно-грустно: «Сплю… Сплю…»
На берегу близкой речки раскричалось множество лягушек.
И вдруг, пугая Крылышко и птиц, по гулким садам в разных местах начинает что-то трещать. Ни дать ни взять — с вершин валятся пустые корзины: «Тр-р-р!»
Крылышко прячется под одеяло, сжимается в комочек. Птицы замолкают, притаились.
Крылышко успокаивается, вспомнив, что это огромные чинары меняют кору. Кора, засохнув, отстает и висит лохмотьями, а ветерок дунет — срывается и гремит по ветвям.
Птицы, должно быть, тоже вспоминают это и снова начинают петь и кричать. В саду ревет ишак, точно лев в зверинце.
Крылышко лежит с широко открытыми глазами, замирает от страха, от любопытства, слушает голос ночи.
Потом в груди у Крылышка начинает неприятно ныть. Ей чудится, что в эту ночь должно случиться что-то нехорошее. Это нехорошее затаилось во мраке сада и вот-вот ворвется в дом. Она выглядывает в окно, хочет позвать папу. Он сидит еле видимый, недвижный. Крылышко боязливо смотрит на него, забирается под одеяло с головой. Но даже под одеялом ясно слышит печальных сплюшек…
Просыпается Крылышко от крика. В кухне что-то происходит. Яркий свет в комнате режет глаза. Вдруг из кухни выскакивает растрепанная мама и бросается к окну. За ней вбегает с ружьем папа. Лицо у него белое, как рубаха; Крылышку мерещится, что и глаза его побелели. Он быстро вскидывает ружье.
— Не надо! — пронзительно кричит Крылышко, вылетает из кровати и хватается за ружье.
Темнота в окне проглатывает маму. На ветке качается алая косынка.
Крылышко висит на руке отца и рыдает. Вспугнутая криком, уже не звенит ночь. Все притаилось и только совка с вершины сообщила нерешительно и еще печальнее: «Сплю… Сплю…»
— Спи, — шепчет отец и кладет руку на голову Крылышка. Рука прыгает, а под ней дрожит голова девочки.
— Нет, это ты иди спи, — уговаривает она совсем по-взрослому. — Иди спи. Спи.
Утром, когда папа ушел на работу, осторожно, крадучись, появляется мама. Губы ее бледны.
— Испугалась, моя девочка, — нежно обнимает она Крылышко, — ну, ничего, скоро все кончится. Собирайся. Мы уезжаем.
— Куда? — удивляется Крылышко.
— На другую квартиру.
— А кто же… на другую квартиру?
— Я, ты…
Мама заполняет четыре больших чемодана. Какой-то мужчина с засученными рукавами выносит их, насвистывая.
Крылышко бежит к дверям, расставляет руки:
— Мама, не надо!
— Ты с ума сошла! — сердится мама, берет ее за руку и уводит из дома.
У ворот стоит серое такси с шахматной полоской на боку…
Крылышко и мама живут в большом каменном доме. Вместо папы с ними дядя Валера. У него скрипка. Вечерами он бережно, как ребенка в люльку, укладывает ее в черный футляр, обклеенный внутри красным бархатом, и уходит куда-то играть. Дома он играет каждое утро. Играет одно и то же, скучное, надоедливое. В это время Крылышко должна сидеть где-нибудь в уголке. Не мешать. Она сидит, и ей хочется оборвать все струны на скрипке.
Дядя Валера никогда не ругается. Он только все время тихим голосом учит Крылышко:
— Руки нужно мыть. Привыкай к порядку. Повесь полотенце на место.
Читать дальше