И вдруг вспомнил, что ему уже пятьдесят, значит, и ей тоже пятьдесят. «Ведь в ее памяти я остался молодым, как и она в моей памяти, — смущенно подумал он. — Мы помним друг друга такими, каких уже нет на свете. Ты что это, старикан? Ведь встреча с ней сейчас была бы самым печальным, что можно только придумать». И он, озираясь по сторонам, завернул в кафе. Среди деревьев под синей пластмассовой крышей на столбах стояли столики. За ними сидело несколько человек. Из-за синей крыши здесь сгустился голубой сумрак, и лица у всех были голубыми.
Иван Тимофеевич сел за пустой столик, заказал бутылку «Фетяски». За соседним столиком парень, коричневый от загара, ел виноград и читал какую-то маленькую книжку.
Иван Тимофеевич и не заметил, как наползли тучи, померкло пылающее солнце. Он очнулся, когда грянула великолепнейшая южная гроза. Ливень затрещал по синей прозрачной крыше. С нее потекло, и кафе как бы задернулось со всех сторон струистыми занавесками. Бушевали вершины высоких деревьев, а внизу, вокруг кафе, душная чаща была странно недвижной. Только трепетали от дождя листья. Особенно мотало высокие пирамидальные тополя. На фоне черного неба их летающие вершины внезапно, как бы вспыхивая, становились белыми: ветер поворачивал листья серебряной изнанкой.
За низенькими решетчатыми перильцами дождь разбивался о листья, и водяная пыль сыпалась на лицо Ивана Тимофеевича. Но это ему было приятно, и он не отодвигался.
Парень то и дело, не отрываясь от книжки, нащупывал виноградную гроздь, отрывал ягоду и совал ее в рот. Иван Тимофеевич прищурился и разглядел стихотворение в книжке, даже смог прочитать:
Все, что было, — живет.
Только то, что еще не родилось,
Можно мертвым назвать,
Мне сиянье былого открылось.
Парень перелистнул страничку, и Иван Тимофеевич разглядел начальную строку:
О, откройте мне дверь, я стучусь в нее, плача…
Эти неясные строки неведомого поэта встревожили, дохнули какой-то иной, непонятной ему жизнью. Он как бы услышал звучание иного мира, в котором, пожалуй, и не бывал. И дождь, и гудящая синяя крыша, и занавесь! из струй, и образ Зины — все это было тоже из того мира.
Иван Тимофеевич мысленно повторил слова томящей мольбы: «О, откройте мне дверь, я стучусь в нее, плача». Он не мог понять, что с ним происходит. Ему почему-то хотелось все повторять и повторять эти слова. «Вот это, наверное, и есть то, что любители стихов называют колдовством поэзии», — подумал он.
3
Иван Тимофеевич очнулся от воспоминаний. Мимо окна пролетел белый голубь. «Когда-то и я держал голубей, — подумал он. — И в неведомую страну собирался бежать, где в джунглях кричат цветные попугаи». Далеко на стадионе идет игра в футбол. С трибун порой обрушивается могучий рев и прокатывается чуть ли не над всем городом. «Вот и футбол тоже любил гонять», — усмехается он и звонит. Бесшумно, будто из воздуха, возникает Галя.
— Сегодня же фестиваль! — говорит он громко и весело. — А как вы… Что делаете?
— Я буду петь.
— Ну, тогда идите домой пораньше.
— Спасибо.
Голуби воркуют и воркуют.
— Где это они живут?
— А над вашим окном.
— Смотрите-ка! А я и не замечал. Я ведь когда-то держал голубей.
Иван Тимофеевич смеется. Секретарша недоверчиво улыбается.
— Да-а, и я был мальчишкой… Завзятым голубятником… Ну, счастливо выступить!
Через час Иван Тимофеевич выходит из заводоуправления. Стоит сентябрь. Солнечно. Тепло, но не жарко. На проспекте, на всех больших и людных улицах у магазинов, ларьков и просто под раскидистыми ярко-рыжими березами — столы с весами и горы арбузов и дынь, штабеля низеньких щелястых ящиков со сливами, помидорами, яблоками, виноградом.
А позади продавщиц навалены груды уже пустых ящиков, испятнанных фруктовым соком, прилипшими шкурками. Вокруг таких столиков толпятся люди. Сибирские улицы пахнут югом… Как в Кишиневе… Магазины спешат распродать эти нежные, южные дары природы. Они для Сибири необычны, и поэтому так празднично на душе. Дней через десять исчезнет с сибирских улиц эта благодать юга…
Ветер треплет седые волосы Ивана Тимофеевича. Он вспоминает свое детство и город тех дней, когда он приезжал сюда из деревни с отцом. Деревянные избенки, дощатые, ломаные тротуары, огромные лужи, драки у пивных, частные лавки, ломовые возчики, барахолка с шулерами, керосиновые фонари на воротах. Черт возьми, даже не верится, что все это было! Как будто все это из дурного сна.
Читать дальше