Иван Акулов - В вечном долгу

— А по какому делу я, не скажете?

Секретарша не ответила. Озабоченной походкой просеменила в кабинет секретаря парткома — в открытую ею дверь следом вошел и Мостовой, пригладил ладонью еще необсохшие волосы, огляделся. Секретарь парткома, человек средних лет, с пышной и совершенно седой шевелюрой, встал навстречу Мостовому, вынул изо рта тяжелый янтарный мундштук с недокуренной сигаретой, положил его на кромку стеклянной пепельницы и протянул руку.

— Садись, Мостовой. Да ближе, сюда вот.

Секретарша, положив на стол папку, вышла, и в кабинете, кроме секретаря и Мостового, остался еще председатель шахткома, гологоловый старик, с мясистым лицом, изъеденным угольной пылью, в темно-синем кителе шахтера, украшенном двумя рядами орденских колодок.

— Ты, Мостовой, кто по образованию? — спросил секретарь Пахомов и, взяв с пепельницы мундштук с сигаретой, глубоко затянулся, остановив глаза.

— Агроном.

— Ну и ведомо хоть тебе, дорогой агроном, что деется сейчас в деревне?

— Знаю.

— Откуда же ты знаешь?

— И по газетам и по письмам с родины.

— И как?

— Жалею, что завербовался к вам. Мне поля милее шахты. Да и земляки второй год домой тянут. Зовут. Вся беда в том, что у нас в колхозе агронома нету. Колхоз крупный, земли большие — охотников мало.

Секретарь, постукивая указательным пальцем по мундштуку, сбил пепел с сигареты в пепельницу, не переставая, приглядывался к Мостовому.

— Я еще осенью пятьдесят третьего хотел убраться, да начальник смены судом пригрозил: вроде деньги по вербовке хочу зажать. А я бы их вернуть мог. Не все, конечно.

— А сейчас не передумал? — спросил секретарь. — К чему, собственно, весь этот разговор?

— Письмо из ЦК мы получили: по просьбе Окладинского райкома партии велено отпустить тебя в колхоз. Если не передумал…

— А договор?

— Договор остается в силе. Да, да. — Секретарь опять сбил пепел и тут же раздавил окурок. — Хлебом оплатишь государству. Вырастишь в своем колхозе стопудовый урожай и можешь считать, что свои обязательства по договору выполнил.

— Вы это как, всерьез?

— Вполне.

— Что же мне, можно брать расчет?

— Почему ж нельзя?

— Спасибо. Вот это спасибо! У нас же там скоро сев. — Мостовой размашисто схватил руку секретаря, жиманул ее от силы и улыбнулся, ощутив, как хрустнула рука секретаря. Так же уверенно взял и руку председателя шахткома, но сморщился на этот раз сам от его пожатия. Затем они все трое переглянулись и расхохотались. Уже за дверями кабинета Мостовой пошевелил пальцами правой руки и качнул головой: «Старый медведь. Вот сиволапый старикан… Домой. Правда ли это?..»

Со своей нежданной радостью Мостовой прежде всего бросился к Степке Дееву. Тот работал на подъемнике всегда в одну, утреннюю смену. Встретились они в машинном отделении, и Алексей, даже не поздоровавшись, разом опрокинул на Степку все свои новости. А в заключение сказал, весело и решительно:

— Теперь пойдем в партком. Пойдем и скажем, что ты тоже агроном и тоже метишь домой. Вместе и катанем. Весна ведь, Степка, язви тебя.

— Легковерный ты человек, — холодно остепенил Алексея Степка, и жидко-синие глаза его потемнели. — Я никуда отсюда. Тем более в колхоз.

— Степка, баран ты узколобый, в деревне вся жизнь пластом оборотным переметнута.

— Как ты ее, житуху колхозную, ни метай — все равно она останется колхозной. Понял? Я вот только здесь уразумел, что вся эта артельная закваска ни к чему не годна. Я должен быть вольным хлебопашцем, если в деревне. А пока надо мной стоит надсмотрщик из района и области — я им не работник. Мне нужен такой порядок, где бы я сам, по своей доброй воле, на работе жилы из себя вытягивал. Вот если будет такой порядок — я первый в деревню. Мне полевой воздух тоже слаще пылищи да мазута.

— И поедем, Степа. К доброму началу приедем, а остальное сами доделаем. Кто же его, порядок-то, сделает, кроме нас?

— Если бы ты был министром сельского хозяйства, а я твоим заместителем, может мы с тобой кое-что и сделали. Да и то вряд ли… И ты оставайся, Алеша. Вот через год северные получать станешь. Обарахлимся. В отпуск съездим. Я Зойку уговорил: она деваху для тебя приведет…

— Это твое последнее слово?

— Ты скажи свое.

— Скажу. Нету тебя в деревне, и не нужен ты ей. Не нужен. Я вот не могу без нее, и она без меня пропадет. Так мы и разойдемся. Живи тут. Тут тоже даром не кормят.

Мостовой протянул Степану руку, но тот медлил подавать свою. После неловкой заминки, не в силах скрыть горечи, без прежнего подъема сказал: