Вадим Собко - Избранные произведения в 2-х томах. Том 2

— Кто это? — прошептала она.

— Иди в свою комнату, Ивет, — приказал отец.

— Я никуда не пойду.

— Хорошо, оставайся. Посмотри, что вытворяет твоя мать, — с раздражением произнёс отец, кивнув в сторону Шамрая. — Она задумала лишить тебя приданого, а меня покоя. Скоро здесь будет гестапо! А ей всё равно. Она забыла, что я взял её нищей. Две тысячи франков и корова — это сейчас ничего не значит да и тогда стоило чуть больше плевка. А теперь она и меня хочет сделать нищим…

— С него нужно снять наручники, — сказала Ивет.

— Его нужно запереть в подвал и немедленно идти за полицейским. Если не успеем сообщить в гестапо, его найдут у нас, и мы тогда окажемся укрывателями преступника, — ответил отец и приказал Шамраю: — Вставай…

Шамрай даже не взглянул на Лиэрваля.

— Вставай! — повысил голос хозяин.

Роман не шелохнулся. Ему казалось, словно он идёт по краю обрыва или по туго натянутому тросу над ущельем и каждый его шаг вызывает тонкий, пронзительный звон; не пошатнуться, не дрогнуть — это самое главное, потому что внизу пропасть. Сейчас лучше молчать и не подчиняться этому разгневанному господину.

— Ты сейчас же пойдёшь за кузнецом, — задыхаясь, прохрипела Пелажи.

— Ты подумала о том, что…

— А ты подумал о соседях? Они же возненавидят нас, позови мы полицию! Как мы будем тогда жить, ты подумал?

— Они не узнают.

— Узнают.

— Подожди, мама, — сказала Ивет, сверкнув весёлыми голубыми глазами. — Ты прав, папа. Полицию надо позвать обязательно. Только оденься попристойнее, а то, взглянув на тебя, можно испугаться. Месье ажан ещё подумает, что ты со страху ума лишился, если в таком виде выскочил из дома.

Жан Лиэрваль недовольно осмотрел себя. И вправду, выглядел он не самым лучшим образом. Уважаемому в деревне человеку появляться людям на глаза в таком нереспектабельном виде не пристало. Придётся переодеваться. А всё-таки, может, не стоит?

— Ты никуда не пойдёшь, — сказала Пелажи.

— Ещё как пойду! — ощерив зубы, зло усмехнулся Лиэрваль. — Ты меня знаешь. Раз я сказал, так оно и будет.

Ивет, не желая принимать участие в разговоре старших, осторожно обошла Шамрая и выскользнула за дверь.

— Пока ты будешь ходить за полицейским, — озорно улыбнулась Пелажи, — я этого парня так спрячу — никакое гестапо не найдёт. Целуйся тогда на здоровье со своим полицейским.

— Можешь прятать. Пусть даже его не найдут, меня это не касается. Моё дело заявить в полицию, а там хоть трава не расти, — строго сказал Лиэрваль и тут же как ни в чём не бывало спросил жену: — Неужели всё-таки следует переодеться?

— Обязательно, — сказала Пелажи.

Лиэрваль было направился в свою комнату, но проходя мимо Шамрая, увидел его петлицы и испуганно отшатнулся.

— Русский, — почти шёпотом выговорил он, и большие губы на его длинном, похожем на вытянутую дыню лице вдруг побледнели и задрожали. — В полицию. И как можно скорее!

Жена с любопытством взглянула на беглеца. Она шагнула к шкафу, взяла алюминиевый авиационный бидончик, кружку, налила молока, поднесла к губам Шамрая,

— Пей!

Лейтенант не пошевелился.

— Пей, — тихо сказала женщина, краешком кружки разжала пересохшие губы, наклонила её и попросила почти нежно:

— Пей.

— Ты ещё нянчиться с ним будешь! — высоким фальцетом пронзительно взвизгнул Лиэрваль.

— Что ты кричишь? Ты же собрался идти в полицию, — спокойно проговорила женщина. — Ну и иди себе.

— А ты?

— А это уж моё дело и тебя не касается.

Лиэрваль растерялся. Душу его терзали противоречивое острые чувства. Конечно, жена права: всё село будет презирать Лиэрваля, если он выдаст пленного. Этот русский парень, видно, здорово насолил проклятым бошам, и потому помочь бы ему не мешало. Но, с другой стороны, вдруг кто-нибудь дознается, шепнёт полиции, и тогда пропадай пропадом всё хозяйство, которое с таким трудом, как муравей, собирал Жан Лиэрваль. Именно теперь, когда он стал не просто зажиточным крестьянином, каких тысячи, а чуть ли не помещиком, рисковать своим добром и благополучием он не может. Нет, дураков мало!

Это последнее чувство победило.

— Я пойду переодеваться, — объявил он, не трогаясь, однако, с места.

— Иди же, — легко согласилась женщина. — Иди. — Всё её внимание сосредоточилось на губах. Шамрая. Она почти обняла лейтенанта, ласково по-матерински поддерживая ему голову. Роман пил медленно, трудно. Каждый глоток отдавался острой болью в горле.

Эта сцена подействовала на Лиэрваля совсем неожиданно.