Вадим Собко - Избранные произведения в 2-х томах. Том 2

— Ну, начинай, — скомандовал Лука, и Феропонт, чувствуя волнение и втайне удивляясь этому чувству, подвёл резец. Закудрявилась, извиваясь, стружка. Вал зажат в кулачковый патрон, нужно обточить выдвинутый торец: работа ученическая.

— Хорошо справился, — похвалил Лука. — Теперь давай я попробую.

Казалось, всё было похожим: торец обточен хорошо и чисто.

— Ну-ка, сравним, — сказал Лука, вынимая вал.

«Одинаковые!» — хотел воскликнуть Феропонт, но вовремя сдержался. На первый взгляд торцы и в самом деле не отличались один от другого. Самый придирчивый контролёр принял бы их, не заметив ни одного изъяна. Разница была настолько незначительной, что Феропонт даже глаза закрыл на мгновение, чтобы потом, вдруг широко раскрыв, уловить этот едва заметный оттенок чистоты, который отличал работу настоящего мастера от пробы ученика.

— Ну, разница почти незаметна, — сказал он, — режет не человек, а станок, другими словами — бездушная машина.

— Нет, станок не бездушная машина, — возразил Лука. — У него тоже бывает своё настроение и свои капризы.

— Учитель, ты заводишь меня в дебри мистических представлений, а я убеждённый материалист. Машина остаётся машиной.

— А люди, которые ею управляют, всегда разные. Наша с тобой работа и отличается именно этим отношением человека к машине. Только став настоящим токарем через несколько лет, ты заметишь, как твоё состояние передаётся станку…

«Через несколько лет меня здесь не будет, — подумал Феропонт и усмехнулся. — А пока интересно, послушаем».

— Понимаешь, — продолжал Лука, — в нашей работе, как в искусстве, многое решают мелочи. Один штрих, один мазок кистью может придать законченное выражение, скажем, портрету. В нашем деле то же самое. Валки будут одинаковые по нормативам, сделаны квалифицированно, а работать будут по-разному, и зависит это от неуловимой даже для глаза контролёра мелочи.

— Идеализм и чертовщина, — заявил Феропонт. — Ты договоришься до того, что признаёшь душу вещей и докатишься до религии.

— Я тебе толкую не о душах вещей, а о творчестве человека. Я тоже материалист.

— Надо полагать, — хитровато взглянув на Луку, сказал Феропонт. — Хотя в жизненной практике пользуешься идеалистическими методами.

Лука насторожённо посмотрел на парня, стараясь понять его намёк.

— Конечно. — Феропонт невинно моргал длинными, по-девичьи загнутыми ресницами. — Ведь оперная музыка весьма далека от мира материального.

Лука смутился, покраснел, потом, рассердившись на себя за своё смущение, насупился и замолчал.

— И что ты в ней нашёл? — не успокаивался Феро-понт. — Нет у тебя поинтереснее девчонки, чем моя кузина?

— Интересные не ходят со мной в театр.

— И её я тоже не понимаю. Ну что ты ей за компания? Она по заграницам ездит, портреты её на обложках журналов печатают, ребята вокруг неё кружатся, не тебе чета…

— Откровенно говоря, я тоже не очень понимаю, — искренне признался Лука. — А так не бывает: встретились два обыкновенных, неинтересных человека, а вместе им хорошо?

— Значит, стремимся не к повышению, а к снижению интеллектуальных уровней? — Феропонт не уловил подвоха в словах своего инструктора. — А как же тогда быть с разговором о росте, о стремлении к возвышенному, прекрасному, о вдохновении, которое приравнивает работу токаря к творческому горению художника? Для того, чтобы двум таким разным людям, как вы, было интересно друг с другом, необходимо только одно — влюблённость.

Лука наклонился к суппорту, а Феропонт продолжал:

— Скажу откровенно, я допускаю, что ты ещё мог в неё влюбиться. Она всё-таки яркая личность, знаменитость, идеал именно таких простачков, как ты, и здесь всё ясно…

— Замолчи, — сказал Лука.

— Я уже заметил, что ты истинный джентльмен. Не обижайся, я ничего плохого о ней не сказал, в глаза ей говорю то же самое. Итак, тебя понять можно, но чтобы Майола влюбилась в тебя! Не поверю! Голову даю на отсечение!

— Конечно, — согласился Лука. — Быть этого не может.

— А чего же тогда вместе по театрам шляетесь?

— А может так случиться, что со мной она просто отдыхает? С другими ей надо быть яркой, остроумной, а со мной, наоборот, можно молчать часами.

— Что ж, пожалуй, — подумав, ответил Феропонт. — Общность низких уровней. И всё-таки что-то тут нечисто… А может, ты хитрей, чем я думаю?

— Нет, — ответил Лука. — Я не хитрый. А ты пустомеля. Давай-ка сделаем перерыв в нашей дискуссии. Поговорили — и хватит. Смотри внимательно, как подрезается эта фасочка.