Вадим Собко - Избранные произведения в 2-х томах. Том 2

Майола осторожно и благодарно дотронулась до его руки. Правда, эта сотая доля секунды, обеспечившая ей победу, будет вспоминаться всю жизнь.

— И знаешь, — продолжал Лука, — пока судьи разбирались с фотофинишем, я чуть было богу душу не отдал от волнения.

Значит, не всё равно ему, значит, думал, переживал!

— А я знала, — сказала девушка, — понимаешь, при таком напряжении я просто не могла не выиграть… На два сантиметра опередила, вот на столечко. — Майола показала мизинец. — Но какими они были трудными, эти два сантиметра.

— Телевизор — коварная вещь. Я его в рассрочку купил. Отцу тоже поставил…

— Где же ты столько денег взял?

— Заработал, не беспокойся. После смены в домоуправлении краны, двери, замки исправлял. И вообще, это не проблема. Так вот, оказывается, хитрая штука — телевизор, до тебя тысячи километров, а кажется, будто ты рядом, и очень хочется сказать тебе что-то очень хорошее, поздравить, обнять… поцеловать.

— Ты можешь сделать это и здесь, в Киеве.

— Я так и сделал. Ты забыла? В госпитале.

— А-а-а, правда, — невыразительно протянула Майола.

Бульвар Шевченко уже проплыл мимо них необычно нарядный: между зелёными факелами пирамидальных тополей ярко вспыхивали костры золотистых каштанов.

— Я охотно это повторю.

Они стояли у подъезда Майолиного дома, и, хотя вокруг сновало много народа, Лука поцеловал девушку в обе щеки.

— Ещё раз поздравляю и очень горжусь тобой.

Всё было в этом: и дружба, и радость, и даже нежность, не хватало какой-то малости, чтобы все эти чувства обернулись любовью.

«Он так же мог бы поцеловать кого-нибудь из своих друзей, поздравляя с выполнением плана», — с горечью подумала Майола.

— Когда мы увидимся? — спросил Лука.

— Как всегда, в субботу, — холодно проговорила девушка.

— Послушай, а в театр со мной ты пошла бы? В оперу, например?

— Вот уж не думала, что ты увлекаешься музыкой.

— Я не увлекаюсь. Просто мне нравится хорошая музыка. «Пиковая дама» — чем не чудо? Или «Запорожец за Дунаем»?

Он говорил о музыке, а сам думал о другом: небезразлична, ох, небезразлична ему эта милая Майола, смешная и славная в своей непонятной обиде. Вот сейчас, именно в эту минуту, осознал он своё чувство. Влюбилась вовсе не Майола, а он сам, Лука Лихобор, готов полететь за ней на край света. Как же он, дуралей, не разгадал этого раньше, ещё тогда, у телевизора, когда метался, как угорелый, по комнате, ожидая решения судей.

— Когда идёт твой «Запорожец»?

— В четверг, на той неделе. А до этого давай ещё что-нибудь придумаем…

— В четверг я свободна, — ответила девушка. — Хорошо. Бери билеты. — Договорились! Ну, отдыхай.

«Свитер я подарю отцу, — входя в лифт, решила Майола. — А Лука и без подарка обойдётся, коли так».

Но пока лифт поднялся до четвёртого этажа, это категорическое решение изменилось, и Пётр Григорьевич Саможук, вернувшийся с работы, получил в подарок американский галстук, а свитер так и остался лежать, крепко упакованный в жёсткую и плотную бумагу.

— Подводи резец осторожно, главное, не торопись, — говорил Лука, наблюдая за тем, как Феропонт впервые в жизни пробует снять стружку с торца короткого вала. — Действуй так, словно резец не кусок стали с напайкой из твёрдого сплава, а твой собственный палец. И ты хочешь дотронуться до металла, чтобы убедиться, крепкий ли он, не крошится ли.

— Обыкновенную обточку вала ты норовишь превратить в колдовство, инструктор, — ответил Феропонт, даже вспотевший от старания.

— Нет, дело тут не в колдовстве. Ведь от того, как ты крутишь ручку подачи, зависит не только толщина стружки, но и чистота обработки.

— А по-моему, всё равно. Даже лучше, когда быстрее, выше производительность труда, то самое, чего от нас требует план девятой пятилетки.

— Ох, и болтун же ты! — Лука улыбнулся, прослушав красноречивую тираду Феропонта. — Пятилетка наряду с повышением производительности труда требует резкого улучшения качества продукции.

— Толкать речи ты как предцехкома здорово поднаторел, но разрази меня гром, если я вижу разницу, что лучше: плавно или резко подводить резец. Главное, чтобы точно!

— Хочешь увидеть разницу? Давай! Проточишь ты, потом я. Увидишь.

— Давай, — охотно согласился Феропонт.

Ему нравилось быть на равной ноге со своим инструктором, спорить, возражать, а не слепо выполнять его приказы. Оказалось, что в сорок первом цехе, где все уже давно забыли о смешном случае с его бородой, работают симпатичные, дельные люди. И даже речи Луки Лихобора о важнейшей роли рабочего во всём происходящем в жизни не раздражали.