Вадим Собко - Избранные произведения в 2-х томах. Том 2

Вот уж действительно самовлюбленносгь никого до добра не доводила! Не о чём ей там больше думать. Досадуя на себя, выключил телевизор, надел рабочую робу, взял инструменты и пошёл выполнять последние наряды Марии Кондратьевны. Так-то лучше! Заходил в квартиры, исправлял краны, замки и двери, и всюду неудержимо хотелось спросить хозяев: «А не видели ли вы, как наши девушки бежали в Америке эстафету четыре по сто?»

Люди, наверное, посмотрели бы на него, как на ненормального. Ну и пусть смотрят, и пусть думают, что хотят. На сердце у Луки настоящий праздник, и омрачить его ничто не сможет.

В тот вечер, вернувшись с работы домой, он не включил телевизор, но частенько поглядывал на его тёмный экран, и всё представлялось ему, как, обгоняя свою соперницу, падает грудью на финишную ленточку Майола.

На следующий день в цехе Луку подстерегала неожиданность. После обеденного перерыва, когда он сосредоточил своё внимание на расточке втулки сложного профиля, кто-то подошёл и остановился возле станка. Ничего не поделаешь, придётся им подождать, пока Лука сделает всё, как указано на чертеже. Закончил, остановил мотор, оглянулся и остолбенел: перед ним стоял Феропонт Тимченко, а за его спиной, на втором плане, как бы создавая фон для главного героя — Гостев и Горегляд.

— Здравствуй! — сказал Феропонт так, словно встретился со своим лучшим другом.

— Здравствуй, — ответил Лука, глянул на коротко подстриженную бородку Феропонта, золотистую и реденькую, сквозь которую просвечивал багровый шрам. Смотреть на этот рубец, перечёркивающий всю щеку и подбородок парня, было неловко, и Лихобор опустил глаза.

— А я снова к тебе в ученики, — бодро проговорил Феропонт.

— За дурною головою и ногам нема покою, — сказал Лука, с улыбкой посматривая на Феропонта. — Один думал или помогал кто-нибудь? Меня же лишили права иметь учеников.

— Не может этого быть, — так же бодро и уверенно заявил Феропонт. — Юридические инстанции уже дали директору завода соответствующие разъяснения.

Лихобор вопросительно посмотрел на Гостева.

— Верно, — подтвердил начальник цеха. — Никто не имеет права издавать такие приказы. Между прочим, такого приказа не было.

— Ничего не понимаю, — сказал Лука. — Ты хочешь вернуться в цех? Так ведь на тебя же люди будут пальцами указывать…

— Вот, мол, тот идиот, которому кулачковый патрон бороду оторвал, — закончил мысль Луки Феропонт. — Всё это я продумал и предвидел. Да только, считаю, поговорят, посмеются и перестанут.

— Тебе всё-таки лучше бы податься на другой завод… — Лука с надеждой посмотрел на Горегляда.

— Там станут говорить то же самое, только прибавят к этому, что я ещё вдобавок и трус, потому как побоялся вернуться на прежнее место.

Горегляд дотронулся указательным пальцем до своих усиков, словно проверил, на месте ли они, но ничего не сказал. Что-то изменилось в поведении Феропонта, а что именно, сразу и не поймёшь. Слова вроде бы остались те же, а звучат иначе.

— Я понимаю, — продолжал Феропонт, — что никому из вас моё появление большой радости не принесло, но приказ есть приказ, и его нужно выполнять..

— Вот и пусть его выполняет тот, кто издал, — ответил Лука. — В коллективном договоре записано, что рабочий может иметь учеников, но нигде не сказано, будто он обязан их иметь. Так что лети ты, голубь сизокрылый, от моего станка и от меня куда подальше.

— Товарищ Лихобор, — вмешался было Гостев и осёкся, увидев полные ярости глаза Луки.

— И никто мне приказать не может! — повторил Лука. — Вместе с этим героем можете и вы идти туда же.

Он отвернулся, взял ключ и стал отпускать кулачки злосчастного патрона, зацепившего бородёнку Феропонта.

— Почему ты упираешься, Лука? — спросил Горегляд.

— Потому, что он мне противен. Посмотрите на него, экая цаца, подумаешь! «Приказы надо выполнять!» Одним словом, повторяю: идите вы все к чертям! И как можно скорее.

Лихобор и сам не понимал, почему появление Феропонта вызвало в его душе такой протест. Скорей всего потому, что в ход было пущено слово «приказ».

Неожиданно Феропонт улыбнулся.

— Нет, ты всё-таки молодец, — сказал он. — И, пожалуй, в своей жизни я сделал единственно правильный шаг, когда пришёл именно сюда. Простите, товарищи, — обратился он к Гостеву и Горегляду. — Позвольте мне поговорить с товарищем наставником наедине.

— Послушай, ты, чучело гороховое! — Лука свирепо уставился на Феропонта. — Какое ты имеешь право распоряжаться здесь, в нашем цехе? Товарищи, если вы уйдёте, я вообще с ним не стану разговаривать. Полюбуйтесь на него, экая ворона залетела да ещё и каркает…