Вадим Собко - Избранные произведения в 2-х томах. Том 2

— Ты что тут делаешь? — весело спросил Лука.

— Тебя жду, — просто ответила девушка, поднимаясь со скамейки. — Мне необходима консультация. Ты близко связан с этими людьми, они твоя семья. Ты обещал мне подумать и ответить, как лучше поступить: привести сюда пионеров?

— Послушай, Майола, а тебя этот госпиталь, видно, задел за живое?

— Признаюсь честно: да, задел.

— К инвалидам приводить пионеров не следует, — сказал Лука и тут же вспомнил парторга цеха. Мысленно увидел его коротко подстриженные, припорошенные сединой усики, в которые тогда спряталась улыбка. Легко тебе, Лука, сейчас вести эту беседу. Жаль только, что не сам нашёл ответ, пока тебе ещё поводыри требуются.

Майола удивлённо взглянула на своего спутника, золотые её глаза вдруг потемнели.

— Не следует?

— К инвалидам нет. Пионеров нужно привести к героям Великой Отечественной войны, чтобы рассказали эти солдаты и офицеры о своих подвигах, чтобы в сердцах пионеров остались не образы несчастных людей, а героев — в форме, с погонами и при всех орденах, героев, которые спасли всех, нас с тобой, всю землю. Вот как нужно организовать.

Они долго молчали, идя рядом.

— Ну. вот мы и пришли, — сказал Лука.

— Куда?

— Ко мне. Это мой дом, я здесь живу.

Майола на минуту растерялась, потом обиделась. Что ж, выходит, она провожала этого самоуверенного парня? Не много ли чести? Взглянула на Луку, на его худое, уставшее лицо с заострившимися скулами и высоким лбом. Откуда она взяла, что он самоуверенный? Просто ему безразлично: с ней он идёт или один, дошёл до дома — и слава богу.

— Мне дальше, — сказала Майола. — Спасибо за совет. Завтра на центральном стадионе большие соревнования, я выступаю. Посмотреть не хочешь?

— Завтра? Вот жалость, — искренне огорчился Лука. — Завтра мы организуем коллективный выезд на Киевское море. Уху варить будем. Хорошо там. Что ж ты мне раньше не сказала, я бы на эти соревнования весь свой сорок первый цех привёл. У нас много молодёжи, спорт ребята любят. В следующий раз ты меня обязательно предупреди хотя бы за неделю.

Он говорил так, словно девушка стала частью его большого цехового хозяйства, и это раздосадовало Майолу.

— Не знаю, увидимся ли мы ещё…

— Увидимся, — сказал Лука, но и малейшего намёка на самоуверенность или хвастовство не было в его тоне, просто он считал вполне естественным, что теперь они увидятся в госпитале.

Девушка это ясно почувствовала и встревожилась: с нею ещё никто и никогда так не обращался. Наоборот, она всегда была окружена вниманием, восхищением, чуть ли не обожанием. Далеко не все знаменитые спортсменки хорошенькие. А Майола, без всякого сомнения, была и красива, и известна. А вот поди ж ты…

— Мне дальше, — сухо повторила она. — Будь здоров!

— Счастливо, — отозвался Лука, не уловив перемену тона в их короткой беседе.

Войдя в свою комнату, он сразу почувствовал: Оксана снова была здесь. Ничего не изменилось, всё по-старому, но плывёт в воздухе едва заметный аромат духов, и ошибиться невозможно. Она приходит, точно зная, что в субботу, в четыре, его наверняка не будет дома. Зачем? Хочет подчеркнуть, что в это время она могла бы быть с ним? А если и ей не так-то просто? Лука подошёл к окну, широко распахнул его. В комнату ворвался порывистый тёплый ветер, покружил и унёс с собой знакомый нежный аромат. Лука выглянул на улицу. Где-то далеко внизу, на тротуаре, мелькало яркое платьице Майолы.

Перед началом смены Горегляд, смущённо улыбаясь, подошёл к Луке. Такого виноватого выражения на лице мастера он ещё никогда не видел. Казалось, будто Трофим Семёнович, не желая того, должен был причинить Луке неприятность и уже заранее сожалел об этом.

Вместе с мастером к станку вразвалочку, с ленцой подошёл паренёк лет семнадцати, и, взглянув на него, Лука чуть было не свистнул от удивления: даже среди своих сверстников этот был, бесспорно, исключительным явлением.

Высокий, ладный, он был одет в синюю, с блестящими заклёпками брезентовую куртку и серые джинсы. Но паренька отличала от его ровесников не одежда, а пышные светлые волосы и поразительно смешная борода. Причёской в наше время вряд ли кого удивишь, многие ребята носят поповские космы. Причёска же этого парня походила на отцветшую головку одуванчика — дунь посильнее, и разлетятся во все стороны лёгкие, прозрачные парашютики. Лицо простое, с прямым носом и тёмными глазами. В этом лице, в общем, не было ничего необычного, если бы не борода. Именно она, судя по всему, и была гордостью парня. Длинная, желтовато-пепельная, ничуть не похожая на пышные бороды «а-ля Хемингуэй», распространённые среди молодёжи, она свисала со щёк и подбородка длинным, сантиметров в двадцать пять, клинышком, мягонькая, лёгкая. Ну, бери и заплетай в косичку.