Лука вошёл в комнату, где, как всегда, несмотря на распахнутое окно, пахло дезинфекцией, взглянул на отца: его бледное, немного отёчное лицо заросло седой щетинкой, а голубые глаза сияли восторгом.
— Посмотри, какой корпус для нас отстроили! — крикнул Семён Лихобор, даже не поздоровавшись с сыном. — К Новому году переселяться будем.
На стене, на виду у всех висела большая фотография — высокий красивый дом, как сказочный дворец, сиял широкими, полными солнца окнами.
— Молодец наш главный врач, — продолжал отец. — В каждой палате повесил по такому плакату. Ты представляешь, насколько легче жить, зная, что о тебе думают, пекутся, не забыли! Этакое чудо нам отгрохали! Ты понимаешь, чудо!
— Понимаю, — глухо проговорил Лука; горло, как тисками, сжала спазма.
— Что с тобой? Ты не рад? Не веришь?
— Нет, почему же, верю. Дом и в самом деле чудесный.
— И все там будет, — отозвался лётчик. — И автоматические кровати на колёсиках с кнопками управления, это неважно, что рук нет, подбородком можно нажать кнопку… И лифты специальные… Сейчас, пока допросишься, чтобы тебя под сосны вынесли, язык устанет, а там механизмы. И парк — целых два гектара!
— Ну, может, не к Новому году, — заметил моряк, — прикинем ещё месяц-два. Подумаешь, два месяца — чепуха! Зато какая будет жизнь — палата на два человека! Вчетвером-то, конечно, тесновато, одному — с тоски пропадёшь, а с напарником — в самый раз. Каждый может себе выбрать соседа, а со временем, когда репертуар рассказов исчерпается, поменяемся местами.
— Это здорово! — сказал Лука, всматриваясь в фотографию. — Здорово!
Посмотри, какие сделаны плавные переезды с этажа на этаж. Вздумаешь поехать в гости к дружку — пожалуйста! Ты понимаешь, насколько интереснее станет жизнь? — не унимался лётчик.
— Понимаю, — с трудом выдавил из себя Лука. Вот, кажется, ко всему привык он в этом госпитале, а всё равно не может оставаться спокойным, когда люди находят радость на дне своих страданий.
— Новоселье устроим на высшем уровне, — весело планировал Семён Лихобор, — придёшь и обязательно приведёшь с собой девушку, хочу её посмотреть, какая она…
— Нет у меня девушки, — спокойно ответил Лука. — Вот чего нет, того нет.
— Нет? — удивился отец. — Двадцать семь лет, и нет девушки? Ты кто, монах, ханжа или, может, хворый?..
— Нет, я здоров, — ответил Лука и вдруг вспомнил Оксану, свою комнату, широкую тахту…
— Так почему же нет девушки? — настаивал отец.
— Была, не сошлись характерами.
— Бросила, гарбуза тебе поднесла?
— Не надо об этом, отец, — попросил Лука.
— А-а, она была замужняя, — догадался отец.
— Да. — Молодой Лихобор низко опустил голову. Продолжать этот разговор — легче повеситься.
— Не захотела уйти к тебе, семью бросить?
— Да, — согласился парень, удивляясь, как это отец угадывает правду.
— Ну, ничего, — мягко сказал старый Лихобор. — Её забудь, ищи другую. Внуков хочу увидеть перед смертью.
— Вот чего не обещаю в ближайшем будущем, того не обещаю, — уже смело проговорил Лука.
— Нет, обязательно должны ходить по земле маленькие Лихоборы, — стоял на своём отец. — И чем больше, тем лучше.
— Да, чем больше, тем лучше, — повторил Лука.
— А ты, оказывается, хитрый. Не всё мне рассказываешь.
— Не всё, — признался молодой Лихобор. — Есть на свете такие вещи, о которых и отцу родному рассказать трудно. Но ты не обижайся, когда-нибудь расскажу,
— Я знаю, — сказал отец. И оба замолчали. Молчание было долгим, но лёгким, не тягостным. — Как дела на заводе? — сменил он тему разговора.
— На новую модель скоро перейдём.
— Что это за самолёт? Когда начнёте осваивать? — Отец даже подскочил на своей кровати. — Ты у меня какой-то не очень догадливый… Такое событие, а он молчит!
— Это верно, не очень догадливый, — охотно согласился Лука. — А самолёт будет такой…
Три часа за разговором промелькнули, как одна минута, и Лука даже удивился, когда в палату вошла няня с ужином.
— Давай-ка, сматывай удочки, — сурово приказала она. — Кормить их буду.
— Обязательно в следующую субботу принеси мне фотографию нового самолёта. Не забудь, — приказал отец.
— Принесу, если разрешат:
Лука неохотно попрощался. Ему всегда был труден этот момент расставания, когда гасли глаза отца, покрываясь прозрачной, но хорошо заметной тенью тоски. Но на этот раз прощание вышло лёгким и весёлым.
Может, впервые за долгие годы покинул Лука палату, не ощущая боли в сердце. Вышел на деревянное крыльцо, посмотрел и удивился — на скамейке возле резных слегка подгнивших перил сидела девушка. Склонилась, уткнула локти в колени, ладонями подпёрла щёки. Сидит, смотрит на сосны перед собой, будто собралась ждать всю жизнь. Присмотрелся повнимательней: Карманьола сидит на лавочке возле седьмого корпуса и ко-го-то ждёт.
Читать дальше