Вадим Собко - Избранные произведения в 2-х томах. Том 2

Сейчас трудно ответить, да и вообще нужно ли отвечать. Любовь пришла позже. Любовь? Да, любовь. Значит, она ещё способна влюбляться? Мало ей горького опыта, когда она, девчонка, увлечённая не столько блестящим капитаном-лётчиком, сколько самой атмосферой, в которой он жил, — скоростными полётами, постоянным риском и удалью, смехом и бесшабашностью его друзей-пилотов, — сотворила себе кумира и сама его потом развенчала. Капитан перестал летать, и вдруг она увидела в нём обыкновенного, скучного человека…

А Луку Лихобора она полюбила по-настоящему? Да, и лучшее тому доказательство — её ревность, её нетерпимость к субботним, неподвластным ей вечерам. А может, это не любовь, а просто удовлетворение, которое она испытывает от ощущения своей полной власти над другим человеком, и потому малейшее неповиновение воспринимается ею как смертельная обида?

Оксана была достаточно умной, чтобы поставить перед собой эти вопросы, но ответить на них пока не спешила: ответы могли оказаться не в её пользу. В госпиталь она всё-таки пошла, чувствуя, что дальше не сможет жить спокойно, не узнав, какая сила оказалась сильнее её красоты. Пошла, посмотрела и вернулась домой тихая, испуганная. На миг попробовала представить себя в такой палате, заживо похороненной, и содрогнулась от ужаса.

Теперь она понимала Луку, но простить почему-то всё равно не могла, а главное, не хотела. Для неё он постепенно становился частью того страшного мира страданий и горя, о котором даже не хотелось вспоминатъ…

— Ты знаешь, — весело сказал Лука, когда они вновь встретились, — меня сделали профсоюзным вождём, избрали председателем цехового комитета. Как видишь, я теперь высокое начальство, так что слушайся меня во всём и трепещи!

— Да я уж и так стою по стойке «смирно»…

Лука усадил Оксану на тахту, взял её тёплые руки и, гладя их, сказал:

— О начальстве я, конечно, чепуху сморозил- Какое там начальство!.. А если серьёзно, то можно действительно сделать немало интересных дел.

— Например?

— Ну, скажем, половину рабочих цеха обеспечить путёвками на курорт. Неплохо, а?

— Вы так богаты?

— Представь себе, очень! Сам удивился. Нужно только этими средствами распорядиться по-разумному, с пользой.

Всё это мелочи в сравнении с тем, что пришлось увидеть ей, Оксане, в госпитале. А курорты, профсоюзные деньги… Ерунда всё.

Лука потянулся к Оксане, хотел обнять. Она отстранилась.

Комната была полна золотого света. Тахта, стол, книжный шкаф, где две полки занимали тяжёлые альбомы, — больше ничего нет. Раньше Оксана не обращала внимания на скромность обстановки жилища Луки, а в этот раз оно показалось ей на удивление бедным и неказистым. Может, и сам Лука не такой уж интересный, может, она просто выдумала его?

Оксана, как всегда, не стесняясь своей наготы, ходила по комнате, красуясь собой, своей статной фигурой, латкой походкой, невольно отмечая, как каждое её движение, каждый взгляд, улыбка отражаются в глазах Луки, как растёт в них радость, восхищение.

— Ты удивительно расцвела, — тихо сказал Лука. — Такой красивой я тебя ещё никогда не видел.

— И я даже знаю, почему расцвела, — усмехнулась Оксана.

— Не понимаю…

— И не надо, чтобы ты понимал. Это не твоё, это — только моё дело. Весна на меня так действует, понимаешь, весна!

Она снова прошлась по комнате, потом села на тахту и сказала, не отрывая взгляда от пола:

— Я была в госпитале.

— У отца?!

— Нет, я была в других палатах. Всё равно, это ужасно… И я боюсь. Я боюсь за нашу любовь… Я тебя очень прошу, я знаю, что это не просто, но обмани меня. Отмени ты эта свои свидания с отцом по субботам. Сделай так, чтобы я не знала, когда ты бываешь там и бываешь ли вообще. Он — твой отец, и бросить его или забыть о нём ты не имеешь права, но сделай так, чтобы я не знала!

— Почему? — Лука сдвинул брови.

— Почему? Я сама спрашиваю себя об этом и не нахожу ответа. Постепенно ты для меня становишься частью того страшного мира. Он — война и страдание. Я знаю, что те люди — герои. Разумом я всё это понимаю и преклоняюсь перед ними… Но есть ещё какая-то сила, которую я не могу побороть. Я здоровая, молодая, и любое уродство мне противно… Я не знаю, откуда берётся это чувство, но оно, как ни странно, переносится на тебя, и мне очень тяжко… Одним словом, я прошу тебя, измени дни этих свиданий… Обмани меня…

— Это не вся правда, Оксана.

Оказывается, он знал о ней значительно больше, чем она представляла. Может, он и в мыслях её и в поведении, разобрался точнее, чем она сама? Может, чувствовал жажду безграничной власти, мысль о которой даже от себя самой прятала Оксана?