Вадим Собко - Избранные произведения в 2-х томах. Том 2

Все эти истины не хуже других знал и лейтенант Шамрай. Ему тоже придётся сражаться и умирать за то, чтобы танки генерала Леклерка могли свободно, без задержки, прорваться к Парижу. Таков жестокий и по-своему справедливый закон войны, который он познал ещё под Киевом, — один должен умереть, чтобы дать возможность другим продвинуться на несколько шагов вперёд. Законы войны солдат обязан выполнять, именно это и делал лейтенант Шамрай. Он понимал свою роль командира резервной группы, знал, каким решающе важным мог быть его удар, знал своё место, скромное и одновременно важное в общей системе обороны города, и, однако, весь изнывая от нетерпения, волнуясь, ожидал дальнейшего развития событий. Чем дольше он со своей группой будет оставаться без дела, тем лучше для всех: видно, дела у партизан пока неплохи, раз они выдерживают натиск гитлеровцев, сохраняя резерв, не бросают его в бой. Но сидеть сложа руки в зале сберкассы, пока командование вспомнит о них, было свыше всяких сил.

Шамрай направился в штаб к Габриэлю, взглянуть на карту, чтобы ещё раз сориентироваться в обстановке.

Именно в этот миг капитан Колосов увидел первый танк. Шёл он не по шоссе, а чуть в стороне, двигался, приминая невысокие кусты и тёплую траву, прикрываясь зеленью деревьев, старался спрятаться за насыпью. Это был не старый довоенный танк с пулемётом и маленькой пушкой, а современная машина с могучей лобовой бронёй и длинным тяжёлым орудием.

У капитана Колосова тоже есть пушка и десять снарядов… Всего лишь десять и среди них ни одного бронебойного. Если ударить снарядом в броню или в башню, танк лишь едва качнётся и будет, как ни в чём не бывало, по-прежнему продвигаться вперёд, и его блестящие отшлифованные землёй гусеницы будут ползти, как серебряные злые змеи. За первой машиной появилась вторая, третья… Они шли уступом, имея возможность накрыть огнём своих пулемётов и пушек всю позицию обороняющихся.

Тут уже было не до размышлений о неполноценности своего вооружения. Бой нужно вести тем оружием, которое у тебя есть, а не тем, которое хотел бы иметь…

Обрывки мыслей пролетели, будто кадры фильма на большом экране, в центре которого, не исчезая ни на миг, все двигались и двигались на зрителей немецкие танки. Вот уже отчётливо различались чёрные кресты на броне, и хищные длинные стволы пушек казались жалами, нацеленными прямо в сердце капитана Колосова.

Неожиданно откуда-то издалека ударила немецкая артиллерия. Из ясного синего неба с шелестом и завыванием полетела на землю горячая беспощадная сталь.

Она на своём пути сметала, как игрушечные карточные домики, здания на окраинах, вырывала с корнями и корёжила деревья, уничтожала всё живое, что не успело от неё надёжно спрятаться.

А на город, будто прижавшись к этому огненному шквалу, шли и шли танки. Тихое и зловещее бряцанье их гусениц капитан Колосов отчётливо слышал сквозь адский грохот разрывов.

— Точно бьёт, зараза, — проговорил Васькин. — Где Мунтян?

— Не знаю. — Колосов, не отрываясь, смотрел в панораму пушки.

— Куда-то он исчез, никак, вперёд пошёл?

— А где его группа?

— Группа на месте.

— Вот дьявол, — выругался капитан, — отобьёмся от немцев, шкуру с него спущу за нарушение дисциплины.

Танки были уже совсем рядом, метрах в пятистах, не больше.

Васькин весь ушёл во внимание. Не заметил даже, что с головы у него свалилась шапка, когда ринулся из окопа к орудию. Глаза прикованы к танкам, пальцы лихорадочно и привычно ищут ручки на маховиках механизма наводки. Давно уже он не чувствовал этого острого ощущения близкого быстротечного артиллерийского боя.

— Ты бы спрятался, Васькин, или шапку, что ли надел. Твоя лысина — отличный ориентир для бошей, — подковырнул бойца невозмутимый Колосов.

— Нашёл тоже время для шуток…

И хотя время для шуток было и в самом деле не очень-то подходящим, а сама острота не такой уж и смешной, улыбка как-то сама собой тронула большие шершавые губы Васькина и неизвестно какими путями передалась в другой окоп. Сапёр Кикоть тоже улыбнулся и помимо воли провёл рукой по своей роскошной шевелюре.

— Силён наш капитан!

Вдруг завыл где-то совсем рядом снаряд.

Партизаны тотчас же юркнули в окоп, мгновение лежали, ожидая, пока над головой пролетит рой злых осколков, поднялись и снова привычно упали на дно окопа, спасаясь от нового разрыва.

Как загорелся первый танк, никто не понял. Ведь партизаны пока ещё не стреляли. Фашистская машина проходила под могучим вековым дубом, и вдруг позади её башни, где дышат горячим воздухом жалюзи, раздался взрыв. Танк ещё продолжал двигаться, но над моторной решёткой высоко взметнулось пламя, опалив ветви дерева. Его чёрные, обожжённые листья сквозь густой дым дождём посыпались на землю. Танки остановились. Стволы их пушек почему-то задрались вверх. Один раз, и второй, и третий ударили они в зелёно-чёрную, горящую крону дуба. И тут артиллеристы увидели, как с верхушки дерева упал человек.