Курбандурды Курбансахатов - Сияние Каракума (сборник)

Они не видели и не слышали ничего вокруг. Не заметили, что к ним торопливым шагом, всё в тех же сапогах, вытертых и порыжелых, приближается бригадир Аннареджеп. Он шёл, сперва ничего не замечая, потом глянул пристальнее и опешил, встал, будто вкопанный. Покачал головой, хотел что-то сказать, но не решился, махнул рукой и круто повернулся, зашагал обратно. Но не один, видимо, бригадир видел это.

И поползли по селу слухи. Люди рассуждали по-разному. Одни говорили:

— Умер муж, жена свободна. Об этом и поговорка народная гласит. Правильно поступает Огульдженнет.

Другие, напротив, осуждали её. Проходя по улице, Огульдженнет чувствовала их взгляды спиной и затылком и слышала их ядовитый шепоток:

— Распутница… Бесстыжая…

Негодовала, бушевала злая Оразгюль. Не знал покоя в эти дни Атак.

— И тебе не стыдно бывать среди людей? Ждёшь, пока кто-нибудь у тебя на глазах возьмёт в жёны жену твоего брата? — с язвительной ухмылочкой говорила Оразгюль. — Что ж, дождёшься. Поверь моему слову, дождёшься.

Беспокоили, разумеется, эти слухи Хайдара-ага и Боссан-эдже.

Но ни старики, ни Атак, ни даже Оразгюль не могли ничего сказать Огульдженнет. Но каждый из них, конечно, думал, переживал.

— Эх-х, — протянул Хайдар-ага как-то, когда они остались вдвоём с женой. — Пришло одно несчастье в дом — жди второго. Проклятая война! Чопан погиб, и Огульдженнет уйдёт. Её ведь насильно не удержишь.

— Этого не может быть. Не покинет она нас, — не хотела верить всему происходящему Боссан-эдже. Порой она даже порывалась обо всём расспросить Огульдженнет. Но язык не поворачивался спрашивать у невестки, а не собирается ли она выходить замуж. Вот поэтому-то и молчали старики, ожидая, когда она сама об этом заговорит.

«Вот тогда и придумаем что-нибудь», — решили они. Но что именно придумают, никто из них не знал.

Огульдженнет уже догадывалась, что слухи дошли до свёкра, свекрови и родственников. Продолжать жить у свёкра? Трудно. Люди они добрые, душевные, но ведь сердцу не прикажешь. Уйти?

— Да, — решила она в конце концов, — нужно уйти. Зачем обманывать себя и других.

Но Халик продолжал оттягивать время. Нет, он не отказывал. Он обещал, откладывал со дня на день их помолвку, просил подождать ещё немного, но однажды…

В тот день Огульдженнет проснулась раньше обычного. Утро выдалось погожее, свежее. Огульдженнет чувствовала себя легко. Казалось, во всём мире вот так же, как за окном, светло, уютно и тихо. Умывшись, она причесалась и стала рассматривать себя в зеркало.

Стройная, высокая, совсем ещё молодая женщина. Её упругие, ещё не утратившие своей девичьей свежести груди выпирали из-под тонкого платья, норовя прорвать его. Большие, словно пиалы, глаза излучали свет. Щёки были покрыты густым румянцем. Она улыбнулась, радуясь своему здоровью, молодости и красоте. И вдруг увидела отражавшийся в зеркале портрет Чопана. Казалось, что он следит за каждым её движением. Улыбка исчезла с её лица. Огульдженнет стало как-то вдруг грустно и как-то не по себе.

Она сняла со стены портрет и, держа в руках, долго смотрела в застывшие глаза Чопана. Смотрела до тех пор, пока взор её не подёрнули неизвестно откуда взявшиеся слёзы. Наконец, тихо прошептав «прощай», она спрятала портрет в шкаф.

Накануне Халик сказал Огульдженнет:

— Завтра встретимся на полевом стане, поговорим. И завтра же вечером я заберу тебя к себе.

Вот почему она прощалась с портретом Чопана.

Огульдженнет вытерла слёзы, ещё раз взглянула на своё отражение в зеркале, потом, окинув взглядом комнату, подошла к аккуратно сложенной стопке одеял, тронула её. Уронив голову на грудь, Огульдженнет погрузилась в раздумье.

— Ничего мне не надо, — заговорила она сама с собой. — Возьму только смену белья.

Открыв шкаф, она отобрала всё, что нужно, связала в узелок и заложила его между одеялами.

— Вечером возьму и уйду, — твёрдо решила она.

Огульдженнет улыбнулась, но тут же печаль вновь коснулась её сердца, и она тяжело вздохнула.

— Ой, а как я буду прощаться со стариками. Может быть, лучше уйти молча?

И её словно кипятком обдали. Лицо Огульдженнет охватил жар. Перед её взором предстали свёкор и свекровь. Ей послышалось даже, что они со слезами на глазах говорят: «Милая Огульдженнет, доченька, не покидай нас. Разве плохо тебе с нами? Чем мы обидели тебя, не угодили?».

— Что это со мною? — спохватилась Огульдженнет. — Так чего доброго и с ума сойти можно.

Она поставила на печь тунчу с водой и решила: