Курбандурды Курбансахатов - Сияние Каракума (сборник)

— Скажите же, братья, что случилось? — едва поздоровавшись, упавшим голосом спросил Атак. Вместо ответа председатель протянул ему бумажку. В ней сообщалось, что красноармеец Хайдаров Чопан пал смертью храбрых в бою с немецко-фашистскими захватчиками в Смоленской области в 1943 году.

И теперь, встретив Огульдженнет, которая пела и разговаривала сама с собой во время жатвы, бригадир вдруг понял: ничего она не знает о гибели мужа, ей не передали, не показали извещения. Пожалели родственники наверное. Или, может, работницу из семьи не хотят отпускать… Нет, ему следует вмешаться. А если подождать всё-таки? Опять же бумажка официальная, зря не станут писать, пока не проверят… Решено! Аннареджеп круто повернул и приблизился к женщине:

— Огульдженнет… Ты, я вижу, ничего не знаешь…

— О чём? — она замерла.

— Атак ничего тебе не сказал?

— Нет…

— Пришла бумажка в сельсовет. Чопан…

— А-ах!.. Не надо.

Она всё сразу поняла. Застыла с раскрытым ртом,

вдохнув воздух и не в силах выдохнуть… Потом хлынули потоки слёз. Она ничего вокруг не видела и не слышала. Аннареджеп, кажется, что-то говорил, пытался утешить. Не понимая, что делает, Огульдженнет заковыляла, пошатываясь, в сторону, потом упала на стерню. Аннареджеп догнал её, поднял, усадил:

— Возьми же себя в руки, ну, Огульдженнет! — твердил, неловко встряхивая её за рукав, трогая за плечо. У него самого слёзы выступили на глазах.

— Уйди! — она подняла голову, мутным взглядом уставилась вдаль. — Одна хочу остаться. Уйди…

Огульдженнет целыми днями неподвижно сидела в доме, накинув покрывало на голову. Ни с кем не разговаривала. Её лицо опухло от слёз. Сидела, точно в забытьи, вспоминала былые дни, своё недолгое супружеское счастье. Люди заходили к ней, пытались заговорить — и отходили прочь. Огульдженнет даже сердилась зачем они беспокоят её?..

Однако жизнь есть жизнь. Ей ведь не прикажешь: «Остановись, погорюй заодно со мной!»

Несколько дней миновало, и Огульдженнет снова отправилась работать в бригаду.

Понемногу сделалась разговорчивой. Даже шутила с людьми, смеялась. Только всё же никак не могла забыть Чопана и не переставала его ждать. Ведь такие случаи уже бывали: вернулись солдаты, на которых даже получены «похоронки». Значит, мог возвратиться и Чопан… Огульдженнет с утра уходила на работу и загадывала: вот сегодня вернусь, а он уже дома… Или прибегут к ней на поле, закричат: «Муж приехал! Буш-лук с тебя!» Она ходила, глядя в землю, а в голове стучало: «Он приедет. Он приедет… Приедет…» Кажется, и трактора стучали ей об этом, и птицы пели в садах.

Почти год жила она с этой надеждой, а потом всё же поехала в районный центр, в военкомат. И попросила написать ещё одно письмо, прямо в Москву. Ответ прибыл довольно скоро. Огульдженнет позвали в сельсовет и вручили бумажку, почти в точности такие же слова: «Повторно сообщаем… пал смертью храбрых… похоронен вблизи Смоленска…»

Огульдженнет, выйдя из совета, разорвала бумажку надвое, потом на мелкие клочья. «Разве кто-нибудь хотел терять своих близких, — шептала она. — И всё же кому-то погибнуть пришлось…»

Придя домой, она кинула в горящий очаг клочки разорванного извещения. Старики, Хайдар и Боссан, заметили это и поняли состояние младшей невестки. «Если бы траур пошёл на пользу Чопану, — подумал Хайдар-ага, — мы бы горевали ещё дольше тебя, невестка».

После этого Огульдженнет стала больше внимания уделять дому, семье деверя. Время от времени помогала Оразгюль что-нибудь постирать или сшить. Как-то под вечер старшая невестка принесла к Огульдженнет отрез материи, вату.

— Вот, достала, в очереди целый день протолкалась. Сшей-ка мне одеяло. Да поскорее.

— Сестрица, ты же видишь, я только с работы пришла, чаю не пригубила.

— Больно ты учёная сделалась! — вспыхнула Оразгюль.

— Жизнь научила, — Огульдженнет попыталась сдержаться, но не могла — у неё дух захватило от негодования. Она сорвала платок у себя с головы, швырнула его в угол: — И постыдись, наконец, я не служанка тебе!

— Всё понятно, — ехидным голосом проговорила Оразгюль, собрала всё принесённое и выскользнула вон.

…После возвращения с войны Атак пристроился работать на колхозной мельнице. Место хоть и выгодное, однако времени приходилось тратить много. Обычно Атак возвращался домой затемно. Но в тот день пришёл совсем рано.

— Где ты шляешься? — кинулся он на жену, когда та появилась в дверях с куском ткани и кипой ваты в руках.