Нурмурад Сарыханов - Женитьба Элли Оде [сборник рассказов]

Наконец огромное корыто наполнилось. Довольный тем, что работа сделана вовремя и Чары-ага одобрительно взглянет на него из-под — лохматых седых бровей, Язлы отпустил верблюда пастись, а сам отдохнул немного возле колодца и принялся кипятить чай.

Солнце поднималось всё выше над барханами. Зной усиливался. «Где же Чары-ага, почему он до сих пор не гонит к воде овец?» — думал Язлы.

Чай в тунче [6] Тунче — медный сосуд для кипячения воды. несколько раз кипел, остывал и снова бил ключом, а Чары всё не появлялся. Это было не похоже на старого опытного чабана. Солнце стояло уже над головой, короткая тень падала под ноги. Полдень. Уж кто-то, а Чары-ага знает, что в самую жарищу не погонишь по пескам отару. Сам учил этому своего подпаска…

«Тут что-то неладно!» — тревожился Язлы. Он не мог усидеть на месте, поднимался на вершину самого высокого бархана. Много раз ему казалось — он слышит далёкий шум отары, лай свирепых овчарок. Но это ветер звенел в песках. Отары не было ни видно, ни слышно.

И Язлы решил отправиться на поиски. Может быть, Чары не нашёл корма, овцы теперь выбились из сил и не могут двигаться к колодцу? Да мало ли что может случиться там, в песках. И старый чабан ждёт, надеется на помощь Язлы.

Он навьючил на верблюда два бочонка с водой, подвязал покрепче на ногах чарыки. Следы найти было нелегко. Всю ночь дул ветер, мела песчаная позёмка.

Пройдя метров триста в ложбинке между барханами, Язлы утерял следы. Он погнал верблюда обратно и начал поиски от колодца. Дошёл до ложбинки и взял влево. Метрах в стах, у подножия одного из барханов, кустики травы были помяты, тут же виднелись еле приметные следы овечьих копыт. Выбрав направление, Язлы двинулся в путь.

Он надеялся встретить Чары с отарой где-нибудь поблизости, он ехал на верблюде, час, другой, а всё никого не встретил. На вершине песчаного перевала Язлы сделал остановку.

От палящего солнца совершенно негде было укрыться. Язлы опустился на раскалённый песок. Он не знал, что и думать. Где Чары, где отара?… Он сто раз задавал себе этот вопрос и не находил на него ответа. Заблудиться не мог. Нет, тут может быть только одно, только одно — Чары заболел, но не сказал ему об этом вчера. Язлы теперь даже показалось, что старик как-то неохотно пил накануне вечером чай и ел коурму [7] Коурма — жареное мясо. , был малоразговорчив… И теперь он не в состоянии добраться до колодца!

Эта мысль заставила Язлы вскочить на верблюда. Он начал бить его по бокам палкой. Верблюд ошалело замотал головой и бросился во всю прыть с перевала в лощину. Но бежал он недолго. Вскоре устал, пошёл шагом.

Солнце уже повисло над извилистой линией барханов. Сколько километров осталось позади, Язлы и сам не знал. Верблюд еле переставлял ноги, а Язлы с трудом держался, то и дело хватаясь руками за бочонок, чтобы не упасть.

Тропу снова преградил высокий перевал, возле которого виднелись свежие следы овец. Измученный верблюд не смог сразу подняться на крутогор, остановился, тяжело упал на колени, лёг. Язлы соскочил на песок, дал верблюду немного передохнуть. А сидеть на месте нельзя. Надо искать, искать надо.

Он хотел пойти пешком на острый гребень бархана, но остановился в нерешительности. Что он там увидит, по ту сторону перевала? На песке — подыхающие овцы. Старик Чары уже не в силах подняться на ноги, он ползёт от одного кустика селина к другому, беспомощно останавливается и снова ползёт в сторону колодца, загребая жилистыми руками песок.

Удары палки подняли с земли верблюда, с трудом заставили его идти. Взобравшись на перевал, Язлы окинул взглядом широкую долину, открывшуюся перед ним. И вдруг прикрыл глаза рукой, потом резко отдёрнул её. Он не верил своим зорким, далеко видящим глазам…

На пологом склоне огромного бархана, под охраной лежавших на песке собак, паслась отара. Овцы вовсе не тыкались бессильно в песок, как он представлял себе, поднимаясь на перевал, а бодро щипали траву, переходя с одного места на другое. Всё было в порядке.

Откуда-то доносилась песня, весёлая, раздольная песня. Язлы прислушался, и голос показался ему знакомым.

— Да ведь это же Чары-ага! — воскликнул он удивлённо. — Сам Чары-ага!..

Старик стоял на бархане, опершись на длинную палку. Много троп измерили они вместе в пустыне, и ещё никогда не слышал Язлы от своего учителя такой весёлой песни. Весной, когда в Каракумах, радуя глаз, зеленела трава, цвели яркие цветы и было много воды для овец, Чары-ага тоже пел. Но даже тогда — не так, как сейчас. С какой это радости старик запел и почему он поёт, а не гонит овец к колодцу Зэкли?