Виктор Савин - Чарусские лесорубы

Ровно в девять часов у гаража появился Харитон Богданов. Он шел во главе колонны людей в ватниках, нес на плече остро наточенный, с серебрившимся лезвием топор. За ним с зубастой поперечной пилой семенил Шишигин. Колонну замыкал далеко отставший Григорий Синько. Хотя этого парня Богданов и выгнал из бригады, но в общежитии держал его в своем кулаке. На воскресник Синько идти не хотел, лежал на постели и потягивался. Богданов велел ему вставать и одеваться. Парень пропустил его слова мимо ушей. Тогда Харитон сорвал с него одеяло и приказал: «Умывай харю, кусок в карман и догоняй нас! А не догонишь — пеняй на себя»…

Вскоре, направляясь к Водораздельному хребту, затарахтели тракторы, пошли автомашины. Над радиаторами трепетали огненные флажки. Люди ехали молча. Но вот на головной машине кто-то затянул песню, ее подхватили на остальных. И только самая последняя машина, на которой ехал Богданов со своей братвой, не подавала голоса.

Песня росла, ширилась. И от нее будто небо стало светлее, лес ярче, зеленее. И даже Богданов, сидевший угрюмым, нахохленным, приподнял голову, порасправил плечи и молодцевато начал поглядывать по сторонам на толпы бегущих мимо елей, среди которых пестрыми заплатками мелькали одинокие полуобнаженные березки, красные кусты черемух и гроздья рябиновых ягод.

В лесосеки люди приехали радостные, возбужденные. Разбились на группы и сразу приступили к работе. Алексей Спиридонов с бригадой Богданова начал расчищать свой волок. Харитон заставил людей растаскивать на стороны размочаленные валежины, подкапывать пни, обрубать у них далеко уходящие в стороны смолистые корни. Чокеровщик Иван Мохов раскинул трос, зацепил им первый попавшийся большой пень и крикнул Спиридонову:

— Вперед, давай вперед!

Трактор тронулся. Трос постепенно напрягался, дрожал, как туго натянутая струна. Пень не поддавался. Тогда Алексей дал задний ход, ослабил канат и снова погнал машину вперед. Огромный разлапистый пень и трактор одновременно дрогнули, словно раздумывали, кто кого перетянет, но вот «Котик» чуть-чуть подался вперед.

— Давай, давай! — закричал Иван Мохов. — Пошел!

— Поддается!

— Жми, Спиридонов, жми! — кричали столпившиеся в сторонке богдановцы.

Пень зашевелился и медленно начал вылезать из черной жирной земли, как краб, раскинувший свои красноватые, обомшелые конечности, и уже беспомощный, неуклюже ковыляя по траве, пошел на поводке за трактором в сторону от волока.

— Вот здорово, це сила! — восторженный, выпалил Синько.

До этого парень ни разу даже не ткнул лопату в землю, прятался за кустами, кривил рожу, раскусывая и обсасывая кислые ягоды рябины. А тут вдруг первый кинулся к следующему пню, сверху похожему на огромный блин.

— Хлопцы, идыть до мене сюды! Бачте, який сатана сыдыть. Зараз мы его пидчепим.

Сбросил с себя шапку, фуфайку и принялся рыть землю. Обнажились толстые, как бивни мамонта, корни пня многовековой сосны. На помощь к нему подоспели Богданов, Шишигин и прочие. Одни копали землю, другие рубили, пилили корневища.

И так везде. В делянках словно трудовой праздник наступил. Повсюду тарахтели тракторы, кричали люди.

— Вперед!

— Давай, давай!

— Есть, пошел, пошел.

Под вечер в стороне от волоков, прямыми линиями уходящих от эстакад в гущу леса, в беспорядке валялись еще сырые, искрящиеся от влаги коряжистые пни.

Шагая рядом с Богдановым к автомашинам, Алексей Спиридонов говорил, кивая на пни:

— Вон каких леших выдрали с дороги! Спасибо тебе, Харитон Клавдиевич, за помощь. Спасибо от всех нас, трактористов, шоферов, от комсомольской организации. Большое дело сделали. Одни-то бы мы тут долго копались.

У места сбора, возле машин, комсомольцы во главе с Яковом Моховым в одно мгновение подхватили Богданова на руки и начали качать.

— Ур-ра, ур-ра, ур-ра!

— Что вы, что вы? — бормотал растерявшийся Харитон.

А комсомольцы, подкидывая Богданова, кричали:

— Честь труду, честь Богданову!

Очутившись на ногах, покачиваясь, точно пьяный, Харитон, смущенный и раскрасневшийся, полез в кузов машины. А оттуда, сверху, махнул своей братии рукой:

— Залазьте! Чего рты разинули?

В субботу вечером к Сергею Ермакову зашел мастер Голдырев. Он только что напарился в бане, был багрово красный, мокрый от пота. Сергей с матерью сидели за ужином.

— Хлеб-соль вам.

— Милости просим кушать с нами, Степан Игнатыч, — пригласила его за стол Пантелеевна.