Николай Асанов - Открыватели дорог

Но то, что спутник мой смотрел на изуродованную Нику так же горестно, меня порадовало. «Искусство, — подумал я, — находит своих сателлитов там, где является человеку. И пусть человек этот увлечен другими идеями, пусть не всегда прекрасное, которое он замечает мимоходом, западает в его душу, но приходит порою миг, когда и такой о д н о с т о р о н н и й человек готов пасть ниц перед явившимся ему видением».

Горячев что-то бормотал про себя, и я невольно прислушался, чтобы стать свидетелем поклонения красоте. И был очень разочарован.

— Значит, он все-таки решил от нее избавиться? — бормотал Горячев. — И, как практичный человек, даже извлечь хоть какую-нибудь пользу? — Тут мой спутник схватил меня за руку и сердито произнес: — Что же мы тут стоим? Пойдемте хоть узнаем, во что он оценил свою победу! — И с этими странными словами повлек меня в магазин.

— Кто о н? — произнес я чуть ли не враждебно.

— А, это не важно! — отмахнулся Горячев и распахнул дверь.

Был час «пик», когда москвичи стремятся по домам и забегают только в продуктовые магазины. В комиссионном было свободно. Та самая продавщица, которую я помнил с незапамятных времен, отдыхала, прислонясь спиной к стеклянным витринам, охранявшим обломки прошлого. Горячев подошел к ней и, ткнув пальцем в окно, где меж двумя толстыми стеклами, как в голубой воде, мерцала обескрыленная Ника, спросил:

— Сколько стоит это произведение?

— Двести рублей! — лениво ответила продавщица, по-видимому одним взглядом оценив наши покупательные способности.

— А почему она без крыльев? — спросил я.

— Наверно, попала под бомбежку! — хохотнув, сострила продавщица.

— Достаньте статуэтку! — строго, не принимая этого легкомысленного тона, приказал Горячев.

Было что-то такое в его голосе, что продавщица вмиг стерла насмешливую улыбку, повозилась с ключами, распахнула раму и выволокла мою Нику через голову китайского богдыхана и под свисающим сверху костяным бивнем меч-рыбы. Поставив статуэтку на прилавок, она тряпкой обмахнула пыль.

Даже без крыльев Ника была великолепна.

— Я ее беру! — коротко сказал я. — Вы не добавите мне пятьдесят рублей? — обратился я к Горячеву.

— Почему вы? — суховато спросил Горячев. — Эту вещь возьму я, и вы добавите мне сто рублей! — с ударением закончил он.

— Позвольте, но почему вы? Я уже опоздал однажды на пять минут, и ее увели у меня из-под самого носа.

— А я уже унес ее однажды из этого магазина. Вы получите ее от меня в подарок, но только в том случае, если окажетесь победителем!

И вдруг в моих ушах зазвенел девичий капризно-приказывающий голос: «А-ле-ша! Помогите же мне!» — и тоскливо-измученный: «А вы подарите мне эту Нику?» — и снова капризный: «Если вы будете победителем!»

Я вспомнил все, вплоть до интонации, и фразы еще звучали во мне, когда я нерасчетливо произнес:

— А-ле-ша…

Горячев вздрогнул и пытливо взглянул на меня.

Я сердито спросил:

— Значит, это были вы вдвоем с девушкой на черной «Волге»? Вы еще без стеснения отодвинули меня, когда девушка сказала свое: «А-ле-ша…»

Он вспыхнул, румянец окрасил не только лицо, но и уши и шею в воротнике расстегнутой по-летнему рубашки, как это бывает только с людьми стеснительными, одинокими, не очень уверенными в себе.

— Так это вы хотели перекупить Нику? — недоверчиво спросил он, разглядывая меня так, будто я опять чем-то досадил ему.

Я поторопился успокоить его и даже пошутил:

— Как видите, наши пути скрестились очень давно. И сегодня я увидел Нику первым. Но я уже примирился с потерей, и если настаиваете…

— Так вы берете ее или нет? — вдруг железным голосом проговорила продавщица. — Магазин закрывается!

Горячев засуетился, выкладывая из карманов всю свою наличность. Как он и предположил, нужной суммы у него не было. Я вздохнул и добавил десять потертых красных бумажек.

Когда он принес кассовый чек, Ника была уже упакована. Я смиренно попросил:

— Дайте я хоть понесу покупку. Все-таки Ника побудет у меня в руках!

Он торопливо сказал:

— Мы не поедем на симпозиум. Мы поедем ко мне. У меня в холодильнике лежит лимон, есть сахарная пудра и отличный кофе. А в книжном шкафу — бутылка старого армянского коньяка. Мы будем пить коньяк маленькими рюмками, чтобы нам хватило бутылки на всю ночь, станем любоваться бескрылой Никой, и я расскажу вам историю о ней…

— И о той девушке? — притворяясь суровым, спросил я.

— Но ней и о человеке, который последним держал Нику в руках и решил избавиться от нее. И если вы опишете всю эту историю и окажетесь победителем, я подарю вам Нику, и подарю ее к р ы л а т о й. Крылья Ники лежат в ящике моего стола.