Николай Асанов - Открыватели дорог

Филипп медленно шел по цехам. Каждый раз он по-новому видел завод. Вот и сейчас он внимательно улавливал происшедшие здесь перемены. Что же изменило облик завода? Новые цехи? Да, цехов прибавилось, завод расширял свое хозяйство — это уже комбинат, многие цехи превратились в самостоятельные заводы-поставщики. Сложные механизмы обновили завод. Но есть еще что-то новое в нем.

Филипп здоровался со знакомыми мастерами и инженерами, отвечал на дружеские приветствия рабочих; его хорошо знали и помнили здесь: столько лет он неизменно возвращался сюда, сначала студентом, потом инженером, затем заказчиком… Ах да! Он остановился среди механического цеха, где мостовые краны переносили тяжелые стволы к станкам, — на заводе обновили состав рабочих! Вот то, что казалось ему необычным. Именно так… И Филипп с обостренным любопытством оглядывал молодые лица рабочих, их быстрые движения. У многих из них на пиджаках были медали и ордена — награды за участие в финской кампании. Это были новые кадры. И он вспомнил старых рабочих, мастеровых по рождению. То были потомственные почетные мастеровые, они из поколения в поколение работали на этом заводе, жили своими домами, наделами, у них было хозяйство, коровки, лошадки, — в сущности, их нельзя было назвать пролетариями. Летом, завод почти прекращал работу, пушкари переселялись на луга, становились косарями, готовили корм для своей скотины. Дирекция поддерживала патриархальные отношения с рабочими: это было и дешево, и оберегало от всяческих неприятностей.

Но старые рабочие, медлительные, важные, гордые чувством собственного достоинства, придавали всему заводу характер неторопливости, заведенного порядка, который не мог быть ничем нарушен. Все делалось основательно, но медленно; каждое нововведение встречалось неодобрительными насмешками. И вот этой косности, этого застоя больше всего боялся Филипп.

Он стоял среди цеха, внимательно оглядывая молодые, строго нахмуренные лица рабочих, улыбался.

«С такими солдатами нельзя не победить!» — так сказал Кутузов. А старик знал, чем можно поднять дух армии. Все можно сделать, и сделать быстро!»

Белая эмульсия стекала по станкам, пахло пригорающим маслом, острым запахом раскаленного металла; пыль столбами стояла у освещенных солнцем окон. Автокары с журчанием, напоминающим текучие ручьи, бежали по проходу между станками, горками громоздились детали у рабочих мест — ритм был ощутимо быстр, но опытное ухо улавливало в нем еще некоторую перебивчивость: так бывает при пуске неотработанного мотора. Впрочем, все можно наладить и устранить. Именно этим и займется Филипп. Прежде всего.

Проходя через приемную, Филипп увидел, что она полна. Приезд нового директора всполошил всех: несмотря на выходной день, собрались начальники цехов. Чуть в стороне, у окна, сидел Мусаев. Филипп улыбнулся, увидев раздраженное лицо старого приятеля. Мусаев сидел в полной форме, знаки различия генерал-майора, новая гимнастерка, а лицо злое, раздраженное. Увидев Филиппа, он поднялся.

— С первого дня и заставляешь ждать, — хмурясь, пробормотал он, протягивая руку. — Людям отдыхать надо, а ты три часа по цехам ходил. Мог бы сначала отпустить их… — и пошел в кабинет вслед за Филиппом. Филипп пропустил его, задержался в дверях:

— Прошу простить, товарищи, через десять минут я начну прием.

Мусаев сел в кресло, поправил воротник гимнастерки, словно он душил его, сказал:

— Весь завод полон слухами: говорят, новая метла чисто метет. — Посмотрел на Филиппа искоса. — Ты что же, в самом деле решил здесь все вверх ногами поставить?

— Нет, на ноги, — усмехнулся Филипп.

— Не понимаю, — сказал Семен. — Куда же начальство смотрит? Ты тут будешь вводить новые образцы, а старые снимешь с производства, полгода потратишь на освоение. А если война?

— Если война — новые образцы именно и будут нужны, — миролюбиво ответил Филипп.

— Тебе виднее, — недовольно сказал Мусаев. — Я бы на твоем месте заменял постепенно. Сидим на пороховом погребе: тут не до жиру, быть бы живу…

— Я тоже знаю пословицы. Например, готовь сани летом…

Семен поморщился.

— Все отшучиваешься…

За дверью раздался всполошенный крик: «Включите радио! Немедленно!» В кабинет вбежала секретарь, воткнула вилку в розетку, испуганно посмотрела на директора, крикнула: «Филипп Иванович, война», — и, закрыв лицо руками, выбежала из кабинета. Семен подбежал к репродуктору, хотя на весь кабинет отчетливо звучал голос Молотова. Двери кабинета распахнули, люди на цыпочках входили из приемной и становились у стен, сдерживая дыхание. Вместе с начальниками цехов входили рабочие. Скоро кабинет был переполнен. Филипп стоял за столом, сжав кулаки так, что побелели суставы пальцев.