Николай Асанов - Открыватели дорог

Глиновозчики осторожно копались в котловане, будто искали золото. Но их труды не пропали даром: они вытащили истлевшие, окованные железом два колеса от пушки, площадку вроде лафета, на которой пушку перевозили с места на место, затем чугунную треногу, чтобы ставить пушку для стрельбы, и деревянный банник… Втроем они подняли пушку на треногу, затем собрали ядра в пирамиду, будто поставили памятник безвестным воинам, что огненным боем завоевали когда-то Урал.

Никита очистил пушку от глины и ярь-медянки, ребята вырубили новый банник по размерам старинного и долго пробивали канал пушечного ствола, вытаскивая из него прозеленевшую землю. Никита попрощался с ребятами и пошел домой составлять рапортичку для кирпичного завода, сколько глинокопы накопали за неделю и сколько глиновозчики вывезли возов, да и молодая жена ждала к ужину, а ребятам торопиться некуда, завтра воскресенье, отдохнуть успеют.

Пушка была совсем не похожа на то орудие, которое они видели год назад, когда в этих местах отряд Саламатова воевал с белыми. У той пушки, единственной в отряде Саламатова, казенная часть открывалась. Верхотуров тогда же объяснил, что туда вкладывается снаряд. А эта пушка заряжалась с дула, как шомпольное ружье.

Орудие Саламатова пленило ребят. Они целыми днями дежурили, ожидая, когда артиллерийский взвод начнет стрельбу. Только позже они догадались: у Саламатова не было снарядов, он возил орудие лишь для устрашения белых. Однако это не мешало ребятам, да и бывшему артиллеристу Верхотурову, разглядывать орудие влюбленными глазами. Они завели знакомство с артиллеристами, присутствовали при каждой разборке и чистке орудия. Верхотуров, отпущенный из армии по ранению, стал для ребят настоящим инструктором, жаль только, что не по стрельбе. Филипп больше интересовался лишь тем, как устроено орудие и нельзя ли сделать такую пушку, о какой писал Жюль Верн, и выстрелить до самой Луны? А Семен все примеривался к прицельной раме, все допрашивал, далеко ли упадет снаряд, если выпалить полный заряд пороха.

Дети охотников, сами с детства привычные к оружию, они быстро разобрались в несложном механизме древней пушки. Они выковыряли из дула всю землю, очистили запальник — маленькое отверстие в задней части пушки. Пушка, после того как они ее основательно протерли песком, потеряла устрашающе зеленый вид; теперь она походила на настоящее орудие, только металл от долгого пребывания в земле стал бугорчатым и шершавым на ощупь. Сенька долго рассматривал пушку, прежде чем высказать свое острое желание:

— Вот бы пальнуть!

Филя Ершов осторожно постучал по стволу:

— Как же, пальнешь! А вдруг разорвет?

— От одного раза ничего не будет, — авторитетно сказал Семен. — Дядя Никита, помнишь, рассказывал, что в японскую войну тоже из старых стреляли, и в немецкую не везде новые пушки были, вот почему японцы наших победили.

— Те пушки не такие старые были, — с сомнением сказал Филипп.

— А мы издалека попробуем, а?

Они медленно возвращались домой, как после только что выслушанной сказки. Что ждет их дома? Семена ждет отец: сразу спросит, а сколько коробов глины отвез он на завод, и тут же прикинет, а что Семен заработал за день? Деньги падают в цене, а платят-то понедельно, вот и получается: работал-работал, а в понедельник шиш получишь! А Филю ожидала мать, отец был убит в начале мировой, как теперь стали называть немецко-русскую войну. И мать вот уже пять лет все выплакаться не может, а вместе с ней заплачут и меньшие — девятилетняя сестра и брат, которому всего пять лет, что с него взять? — и идти домой после интересной сказки просто не хочется…

Семен вдруг спросил:

— Может, зайдем к дяде Никите? Наряды получим, в понедельник их оплатят…

— Ты же не по той причине хотел зайти-то?

— Ну, а если и по другой? Наряды тоже нужны. А другая причина, может, не получится…

— Только сам говори… А зайти можно…

Дядя Никита уже отужинал, когда они постучались в подоконье. Выглянув из окна, он сказал:

— Садитесь на завалинку. Наряды я сейчас выпишу и выйду покурить.

Дом у Никиты был новый, на восемнадцать венцов, с подклетью внизу и жильем наверху, завалинки обшиты свежими досками — сидеть приятно. Выглянула в окно и молодая жена Никиты, быстренько вынесла на тарелке четыре шаньги с картошкой. Ребята застеснялись, но она поставила тарелку между ними, сказала:

— Никита домой пойдет, приберет!

Убежала, веселая.

Оставшись одни, ребята быстро умяли шаньги.