Достал из бокового кармана маленький, как бумажник, пистолет, вынул на ходу магазин, проверил, заглядывая в отверстия. Отверстия пусты, патроны поблескивают медью лишь в верхних дырочках. Их всего три.
Овраг становится мельче. Командир отряда иногда оглядывается и отсюда, с высокого склона, видит далекое заречье Ворсклы. Солдатки с боронами на поле, кое-где коняга, как на старинной гравюре. Дымится земля до самого горизонта. Плывет, клубится прозрачная, белесая мгла. В эту пору в поле уже выехали бы тракторы с сеялками. На степных просторах то тут, то там виднелись бы полевые будки трактористов. Вон той полевой дорожкой ехал бы на своих бегунках председатель «Новой жизни» Кравченко. Прошлой весной они на бюро записали Кравченко выговор за медленные темпы весенней вспашки. Сейчас Кравченко лежит там, внизу, где и Рудченко, где и Андрей Бутко, и его уже, наверное, нашли немцы. Обыскивают, заросшего, не стриженного четыре месяца. Откровенно говоря, можно было бы ему тогда и не записывать выговор…
Дышат поля за Ворсклой, дрожит на горизонте прозрачное марево. Мерцают, как в светлой воде, колхозные молодые лесополосы. Что было бы здесь через десять, двадцать лет! Какие машины к тому времени уже загремели бы здесь по весне! Эти молодые лесополосы уже превратились бы в зеленые рощи. И на этом склоне, по которому он поднимается, уходя от погони, можно было бы разбить виноградники, весь склон обращен к солнцу. И упрямый Кравченко ехал бы полевой дорогой не на бегунках, а на легковой… И, быть может, не критиковал бы его секретарь райкома за некоторый дедовский консерватизм и за стычки с агрономом.
Солнце припекает, крик усиливается, шум приближается уже с трех сторон. Внезапно впереди, за поворотом оврага, засвистели разрывные пули и что-то бултыхнулось в воду. Держа пистолет на взводе, командир отряда остановился, глядя вверх вдоль склона оврага. Прислонившись плечом к круче, он спокойно выжидал.
В это время внизу, у него за спиной, тоже послышалось тяжелое бултыхание многочисленных ног. Бредут. Бредут. Бредут. Огляделся. Никого. Шлеп, шлеп, шлеп. И вдруг увидел первого. Он высунулся из-за рыжего выступа оврага, запыхавшийся, потный, по пояс в грязи. Увидев командира отряда — на фоне глиняной стены, в измазанной глиной одежде, казалось, он вышел из нее во весь рост, — немец подался на шаг назад, вскидывая автомат.
— Сдавайсь! — крикнул он.
— Сдавайсь! — послышалось одновременно и спереди. По дну оврага, разбрызгивая воду, рысцой, запыхавшись, с раскрытыми ртами приближалась целая группа.
Командир отряда стоял, заложив руки за спину, выжидая, пока они подбегут ближе. Потом порывисто выбросил руку вперед на уровень глаз и выстрелил в грудь первому и тому, который появился следом.
Оба сели, загребая руками рыжую муть.
— Сдавайсь! — снова прозвучало сзади и откуда-то сверху, с кручи.
Оставался последний патрон. Последний, который солдат имеет право оставить себе.
Командир отряда приставил пистолет к виску.
Прозвучал выстрел — и Куприян повалился в воду, головой навстречу весеннему говорливому потоку, который, бурля, бежал и бежал с горы.
Ласковая вода словно бы причесывала длинные пряди его волос, смывала с лица многодневную усталость.
II
Об уничтожении партизанского отряда куприяновцев немцы раструбили на всю Полтаву. Бургомистр Галанин по этому случаю устроил банкет. Уверял, что теперь господа немцы и служащие бургомистрата могут спокойно охотиться на зайцев и лисиц по всему Полтавскому гебиту [5] Гебит — область (нем.).
.
Как только прошел слух о разгроме отряда за Ворсклой, организация «Непокоренная Полтавчанка» распространила по городу листовки, призывая не верить оккупантам, не верить, что отряд товарища Куприяна уничтожен.
Молодые подпольщики в самом деле некоторое время не могли, не хотели себе представить, что весь этот партизанский отряд ликвидирован. С нетерпением ждали Безрукого. Ждали день, ждали два, а он не приходил. Так и не пришел.
Это означало, что трагедия в самом деле произошла и связь с отрядом товарища Куприяна оборвалась навсегда. Перед организацией встал вопрос, как быть дальше. Главный отряд в это время совершал рейд вдали от Полтавы, в северных районах области, и связаться с ним сейчас было не так просто. Попробовать опять через совхоз? Но однажды прибежала Люба Ильевская и рассказала, что за связь с партизанами оккупанты забрали несколько семей и вывезли неизвестно куда. Арестован и Марийкин отец, а сама Марийка прячется у односельчан.
Читать дальше