Владимир Тендряков - Омега

Но вернемся к заторам. Каждый год на мастерском участке Ямщикова, особенно весной, вода заносила на берег целые горы бревен, каждый год немноголюдной, в три десятка человек, бригаде приходилось разбирать их.

Для того чтобы отделить опасную низину, куда набивались бревна, от реки, решено было построить дамбу.

Я иду по этой дамбе. Вся она сложена из валунов, местами ее высота почти в два человеческих роста, местами в рост. Дамба тянется вдоль берега. Я иду, пугаю разгуливающих по ней коз, а конца дамбе нет. Камень к камню, крупные ноздреватые валуны, гладко обтесанные рекой булыжники — почти на четверть километра тянется дамба. Она сложена зимой, в промежутки между основной работой. Всего каких-нибудь тридцать человек сооружали ее. Три десятка, одна бригада Ямщикова, без всякой помощи, без каких-либо механизмов, орудуя веревками и жердями. Вся эта дамба весит, наверное, многие сотни тысяч тонн. Значит, каждой паре рабочих рук пришлось поднять и перенести сотни тонн камня. Сотни! И это в промежутках между лесозаготовками (сплавщики зимой работают в лесу), это при лютых морозах, голыми руками, с помощью одной-единственной лошаденки!

Я шагаю по дамбе, разглядываю и удивляюсь. Памятник труда! Просится дежурное слово — «героического». Нет, не героического, памятник обычного, рядового труда. Об этом не писали в газетах, это не славословили на митингах, возможно, обмолвились раз-другой добрым словом на собрании и забыли, приняли как должное. И действительно, что тут прославлять, кого удивишь крохотной дамбой, если воздвигаются плотины, перерезывающие необузданные сибирские реки, запирающие наглухо Волгу. Без гордости, как на должное смотрят и сами рабочие на свою дамбу, никто из них не указал нам на нее, никому в голову не пришло похвалиться. Сотни тонн камня пусть на сильные, пусть на привыкшие к тяжелой работе руки, сотни тонн не на железный ковш экскаватора, не на кованую стрелу подъемного крана, не на моторы, мощь которых измеряется табунами лошадиных сил, а на пару человеческих рук!

Да, обычное, да, заурядное, да, повседневное! Удивляет это только потому, что труд наглядно сохранился, он в этих камнях, и когда ступаешь по ним, то невольно прислушиваешься к их безмолвному воплю: «Сколько нас здесь! Какие мы тяжелые! Попробуй хоть приподнять одного из нас!» А сколько труда у этих ребят, с которыми я ночевал бок о бок, не сохранилось в таком наглядном виде. Заторы бревен, разобранные ими, не оставили после себя следа, тяжелые, набухшие, водой бревна уплыли по воде. А просто окатка бревен с берегов, а выкатка в штабеля, а сопровождение караванки, а зимние лесозаготовки! Если б весь этот труд овеществился, наверно, выросла бы каменная пирамида не ниже удивляющей человечество любой из египетских пирамид!

Течет сжатая высокими берегами река, плывут по ней рассеянные бревна, крутятся, ныряют они на порогах. Где-то работают ребята, с которыми я разговаривал утром. Пустынно на берегах, не видно их, как не виден со стороны и их труд. Обычное не сразу разглядишь, будничное никогда не поражает. И только каменная дамба, бесхитростное сооружение, их побочное детище, работа мимоходом, приоткрывает глаза на величие дел горстки рабочих, затерянных в лесной глуши, нисколько не лучше и нисколько не хуже, чем сотни и тысячи тех, с кем мы каждый день встречаемся.

Оглянемся же на будничное и воздадим ему хвалу.

Собственно, конец нашему путешествию! Лодки, баржа, ночь без сна в тесной пароходной каюте, краткий отдых в доме славного человека, председателя колхоза Павла Ивановича Ветошина, отдых с баней.

О жестокое русское наслаждение — баня по-черному, когда из темного ада выходишь пьяным на свет яркого дня!..

Теперь мы сидим на аэродроме города Онеги, терпеливо ждем самолета. Аэродром крошечный, просто луг, на обочине которого мирно пасется стадо коров. Ночью прошел дождь, и окружающие леса влажно дымятся. Из гущи черной, мокрой хвои голубыми языками поднимается пар, словно в глубине леса горят тысячи костров.

Мы ждем самолета, чтоб вылететь в Архангельск, глядим на небо, считаем минуты. За время путешествия мы привыкли ждать, тоскливо уставясь на дорогу: ждали попутных машин, ждали лодок, пережидали разгрузку баржи, ожидали пароходы, пригородные поезда, мы привыкли ждать часами, днями, по нескольку суток. Вся разница только в том, что сейчас мы ждем помощи не с земли, а с неба.

И эта помощь падает из-за облаков. Маленький самолетик, встряхиваясь на кочках, бежит по лугу. Он настолько мал, что мы все в него не уместимся, летчику придется делать второй рейс.