Словно перевернулось все вокруг, ударило в сердце, навалилось огромной тяжестью. Но Василий не чувствует себя раздавленным, пленником нахлынувших событий. Где-то внутри зреют, набирают силу иные чувства, чувства морального превосходства над фашистами.
Но все ли себя так чувствуют? Вот, например, этот высокий парень. Идет, прижимаясь к стене дома. Под мышкой зажат какой-то узелок. На спине пришит желтый шестиконечный лоскут.
— Женя?..
Парень останавливается, быстро озираясь.
— Вася!
Они стоят друг против друга — два старых знакомых — и не знают, что сказать.
До войны, когда Василий по колхозным делам приезжал в райцентр, он не раз оставлял свою лошадь во дворе дома, где жил Евгений Бордович — местный фотограф. Почти сверстники, они находили о чем поговорить, сдружились.
— Слушай, Женя! — нарушил молчание Василий, — будет плохо — приходи в Прошки. Обязательно приходи! Слышишь?
Женя кивнул головой.
— И ребят приводи, конечно, надежных. Подбери группу, подготовь. Только пока — молчок. Хорошо?..
Женя опять кивает ему и идет дальше, не спеша и не подымая головы.
Только глубокой ночью вернулся Василий в Прошки. Попутного транспорта не оказалось. А прошагать сразу двадцать пять километров нелегко.
День был полон событий, а дома Василия ждала еще одна новость, которую принес Владимир Вестенберг. От деревенских мальчишек он узнал, что примерно в пяти километрах от Прошек упал в лес немецкий бомбардировщик. Экипаж его погиб. В воздушном бою или при посадке — неизвестно. Сегодня Владимир побывал на месте происшествия и убедился в этом лично.
Василий еще не знал, к чему клонит Вестенберг, но сказал:
— Ладно. Завтра соберем ребят и решим, что делать.
— Почему завтра? — запротестовал Владимир.
— Так сейчас все уже спят.
— Ну и что? Разбудим! Подпольщики должны собираться по первому сигналу. Ночью даже еще лучше. — Таким возбужденным, как сегодня, Вестенберг еще не был. — Завтра может быть уже поздно, немцы нас опередят!
Василий: понимал состояние товарища. Ему, как никому другому, хотелось показать себя в деле. Но то ли это дело, за которое им следует браться? Симацкий не раз предупреждал: главное для них — копить силы для перехода к партизанской борьбе, ничем не выдавать себя. Но тот же Симацкий сегодня заметил, что нужно проявлять и свою инициативу, учитывать обстановку.
— Хорошо, пусть будет по-твоему, — согласился Василий, — позовем и Григория. Послушаем, что скажет он.
Через полчаса все были в сборе. Василий убедился в Володиной правоте: комсомольцы поднялись как по команде и при этом совершенно бесшумно.
Новость ошеломила. Григорий сразу заинтересовался:
— А как он, самолет, очень разбит?
— Почти что цел, — ответил Вестенберг, — только чуть погнуто правое крыло.
— Что там еще думать! — не удержался Мишка. — Уничтожить! Сжечь!
— Подожди, не горячись. Думать надо, — успокаивает Василий, — заниматься диверсиями нам категорически запрещено. Тем более вблизи деревни.
— Но ведь о самолете никто ничего не знает, — не унимается Мишка. — Странно даже, что мы его сами не заметили.
— Мишка прав, — поддакивает Петр, — немцам о самолете еще никто не сообщил. Так что надо спешить.
Спор разгорается. Хранят молчание только девушки. Не спешит высказываться и Григорий. Он сидит опустив глаза, чертит пальцем на скатерти завитушки.
— А на самолете есть оружие? — вдруг подымает он глаза на Вестенберга.
— Да, есть, — отвечает Владимир, — два крупнокалиберных пулемета.
— Так, так, — продолжает Григорий вычерчивать замысловатые фигуры. Чувствуется, что у него зреет какой-то план.
Наконец он говорит:
— Во-первых, надо снять пулеметы и все, что есть в самолете ценного. Во-вторых, закопать летчиков. На всякий случай, чтобы не было следов. В-третьих, проверить, нет ли в люках бомб.
Наступила тишина. Все поняли, что это окончательное решение. Вряд ли его будет оспаривать Василий, даже если у него и другое мнение.
Выждав немного и оглядев товарищей, Василий заключил:
— На задание пойдут только парни. Для девушек есть другое дело. Только что я принес из Освеи новые сводки Совинформбюро. Надо будет разнести по ближайшим деревням. Займутся этим Женя и Маня.
— А я? — обиженно спросила Тоня Фролова.
— Тебе нельзя. Людей не знаешь, можешь постучаться не в те двери. Для тебя у нас есть другая работа. Надо будет вернуться в Себеж и оттуда, со станции, сообщать нам все, что увидишь… Но об этом мы договоримся позже.
Читать дальше