Александр Демченко - Поднебесный гром

Да и какие могут быть тайны между самыми преданными на свете друзьями — Ольгой и папкой?

Голос ее журчал, как ручеек, а Андрей молчал и слушал, и его добрая большая рука лежала у нее на плече.

Ольга как-то призналась, что ей «до донышка» нравятся эти долгие, затягивавшиеся допоздна вечера. Случалось, что под собственную болтовню и засыпала.

Но тогда Ольга была еще маленькой. С тех пор как умерла мать, она как-то сразу повзрослела. Нет, они по-прежнему дружили, но Аргунов понимал, что эта дружба постепенно теряла свою былую искренность и непосредственность. Взрослея, дочь стала стесняться отца. Когда к ней приходили подружки, они старались уединиться.

У них было свое.

Андрей смотрел на дочь и думал: «Как ей не хватает матери!»

Обычно Ольга приходила из школы, снимала с себя школьную форму, переодевалась в домашнее платье, из которого давно уже выросла, и начинала раскладывать на столе тетради и учебники.

Такая у нее была привычка: как придет из школы — сейчас же за уроки садится. Разложит тетради и учебники, сядет за стол и, подперев кулаком щеку, будет долго-долго глядеть на портрет матери.

Это тоже стало у нее уже привычкой: вот так и будет сидеть, пока не насмотрится.

Пока не насмотрится…

Андрей иногда даже пугался: все, до мельчайших черточек, Светланино: мягкий прищур глаз, густые темные брови, губы с опущенными уголками. Так что, бывает, не поймешь: то ли она улыбается, то ли готова заплакать?

В такие минуты, когда дочь сидела перед портретом матери, Андрею было особенно не по себе.

А чем помочь? Время было не властно и над его памятью.

После смерти жены прошло уже два года, а Андрею то и дело вспоминается веселый взмах крылатых бровей, когда Светлана смеялась, упрямо прикушенная губа, когда сердилась, и теплый, из глубины души взгляд, когда ему было трудно. И порой казалось, что вот откроется сейчас дверь, Светлана войдет в комнату и спросит: «Ну как вы тут без меня хозяйничаете? Справляетесь?»

Ольга справлялась. И когда Аргунов приходил с полетов уставший, кидая куда попало куртку, планшет, она никогда не попрекала его, а молча прибирала разбросанные вещи, как это умела делать мать — незаметно и без нареканий, — и звала на кухню ужинать.

…Ольга вернулась из школы, когда отец уже спал, развалившись в мягком кресле. Она прошла в спальню, расстелила ему постель и только потом, подойдя, тронула губами его шершавую щеку:

— Папа, иди спать.

— Поздно гуляешь, дочка, — укорил ее Андрей.

— Я не знала, что ты уже дома, а то бы раньше пришла. — Она снова чмокнула его в щеку: — Устал?

— Устал и хочу в отпуск. Так что собирайся, на днях отчалим. Ты когда школу заканчиваешь?

— Тоже на днях.

— Вот и отлично. Ну что ты так на меня смотришь? Давно не видела?

Ольга радостно вздохнула:

— Папка, ты у меня самый замечательный на всем белом свете!

— Так уж и на всем? — отшутился Андрей.

— Конечно! Я только подумала, а ты уже угадал мое желание. — И она в восторге закружилась по ком нате: — Ура! Мы едем в Ташкент! Ну, держитесь, бабушка и дедушка! Весь мед ваш поедим и все дыни слопаем!

Засыпали они в этот вечер оба счастливые — в мечтах о теплом лете, о вкусном меде, об отдыхе…

Этот день для Льва Струева начался неудачно. Когда он предстал пред ясны очи летного врача Тамары Ивановны Колесовой, та категорически заявила:

— Сегодня, Лев Сергеевич, вы летать не будете!

— Как это? — воскликнул Струев. — Почему?

— Это вы мне должны сказать почему. Кашель сильный? — спросила Тамара Ивановна.

— Какой кашель? Что вы мне голову морочите?

— Не кричите, — спокойно ответила Тамара Ивановна, — я только исполняю свои обязанности. А кричать вы можете, если захотите, на свою жену. И то когда женитесь, — с усмешкой добавила она.

— Но почему вы меня не допускаете к полетам? — не унимался Струев.

— А потому, что вы больны. Вон как носом шмыгаете. Вчера вечером температура была?

Струев молчал.

— А в молчанку играть не надо, — мягко заметила Тамара Ивановна, — порядочный летчик всегда признается, что он нездоров.

— Да порядочный летчик… — начал было Струев, но, увидев входившего в кабинет Аргунова, замолчал.

— Так была температура или нет? — допытывалась Тамара Ивановна.

Струев продолжал молчать.

— В таком случае, — жестко сказала Тамара Ивановна, — вам нужен не доктор, а ветеринар!

— Почему ветеринар? — оскорбился Струев.

— Тот привык иметь дело с бессловесными животными, а я, простите, врач.