Александр Иванов - Не жди, когда уснут боги

— Будь проклята, — сквозь рыдания, с трудом выталкивая слова, произнесла мама, — будь ты проклята, война!

Произнесенные совсем тихо, ошеломляюще тихо, эти слова разбудили сестренку. Но она поняла только то, что мама страдает, что ее очень обидели. А причиной всех обид, как всегда, был я один. И на мою голову посыпались обвинения. Припоминались грехи и старые, и новые, большие и маленькие. Но, как ни странно, именно от этого становилось все легче и легче. Я готов был взять на себя любую вину, лишь бы успокоить маму и сестренку. Ведь какой бы я ни был плохой, исправиться мне намного проще, чем прекратить войну.

Вскоре в нашем доме, как и во всем городе, гаснет свет. Воцаряется тишина.

Мужчина лет сорока, с вьющимися седоватыми волосами, широким носом и крепким, но уже начинающим размякать от сидячей работы телом, задумчиво смотрел перед собой, для удобства подперев ладонью щеку. Его собеседник, выглядевший гораздо старше, грузный, с тяжелой отвисшей челюстью разливал коньяк в стоящие на журнальном столике рюмки и говорил:

— Когда ты пришел ко мне после института, я сразу понял: нашему конструкторскому бюро повезло. Да, да, теперь об этом можно сказать прямо. Запоздалые комплименты, как цветы увядшие: их в петлицу не вденешь. Так вот, я не ошибся. КБ в тот день заполучило толкового, энергичного инженера, способного сотворить чудо, сделать имя не только себе, но и своим товарищам.

— Не надо, — седоватый слегка поморщился. — Такие речи допустимы в двух случаях: если провожают на пенсию или на тот свет. А мне еще вроде рановато.

— Ну и придира! Я же оговорился.

— Все равно.

— Ладно, буду конкретней. Хотя я преднамеренно зашел издалека. Потому что уже через год было видно: по всем статьям ты сильнее меня и должность начальника КБ, которую занимал ваш покорный слуга, куда больше подходит тебе. Ибо должность — это как плуг: представление о пахоте имеет каждый, но встать к нему должен лишь пахарь. Только тогда толк будет.

Седоватый слушал, не перебивая. В общих чертах он знал эту историю. Начальник КБ Холмогоров подал заявление с просьбой перевести его на рядовую работу якобы по состоянию здоровья. Руководство завода восприняло заявление как чудачество. Никто ничего подобного еще не писал. Холмогорову отказали. Но он настаивал, добивался. Для пущей убедительности даже запасся справкой об острой сердечной недостаточности. В конце концов, руководство уступило. А когда встал вопрос о замене, он назвал только одну фамилию — Анатолия Александровича Федорова. Его, значит, фамилию. С тех пор они поменялись ролями.

Не знал Федоров лишь того, что медсправка и сама болезнь Холмогорова — сплошная липа. И все-таки поступок его считал благородным, редкостным, несколько раз пытался затащить Холмогорова домой, выказать ему свою признательность, но тот вечно ссылался на занятость, избегал неофициальных объяснений. Годы накладывались на годы, заявление Холмогорова постепенно отошло, подзабылось, и Федоров относился к нему с такой же требовательностью, жесткой и неумолимой, как и ко всем своим подчиненным. Правда, тот и не нуждался в снисходительности, работу выполнял оперативно и безукоризненно. А вот теперь сам пришел к Федорову. И, конечно, не для того, чтобы болтать о пустяках или заняться воспоминаниями.

— Ты прости, Анатолий, ввалился без приглашения время отнимаю. Во не просто это, ох, не просто!

Федоров улыбнулся.

— Не просто? Ястреб, наверное, тоже так думает, когда ходит кругами над цыпленком.

— Сравнения у тебя, — покачал головой Холмогоров. — А ведь я серьезно.

— А мне уж и пошутить нельзя! Как-никак с завтрашнего дня в отпуске, — Федоров зажмурился, словно предвкушая блаженство отпущенных ему на вольную жизнь тридцати дней. — Впрочем, я весь внимание. Только сначала давайте-ка выпьем. Для вас соблюсти ритуал — это разлить коньяк, а до остального руки не доходят.

— При полных рюмках оно как-то спокойнее.

— Ничего, первую выпивают, чтобы налили вторую.

— Уговорил. Ну, счастливого пути!

— Спасибо.

Они выпили, и Федоров тут же налил по второй.

— Так что же получается с нашим аккумулятором? — спросил, наконец, Холмогоров, посасывая тонкую дольку лимона.

— Ерунда получается. Еще десятки раз пересчитывать придется.

— Зачем?

— Как зачем? Чтобы какая-нибудь шальная запятая, малейшая ошибка не стала роковой. Похоронить всегда легко, а вот воскресить…