Александр Иванов - Не жди, когда уснут боги

И он крепко брал Зою под руку, будто она могла вдруг исчезнуть, растаять, как секунды и дни нашей быстробегущей жизни. А Григорий этого никак не хотел. Даже представить боялся. Темноглазая, мягкая, умненькая Зоя стала ему просто необходима. С тех пор, как они, очутились в одном самолете, прошло месяцев пять, ранняя осень сменилась запоздалой зимой, но для них все шло хорошо, даже, пожалуй, великолепно, как если бы они бегали босиком по росистому лугу, где нет ни единой колючки, а сплошь тюльпаны да маки красные.

Вообще-то колючки были. И весьма острые. Но словно бы на стороне. Скажем, в механическом цехе, где Григорий, как известно, работает нормировщиком. Но если там эти треклятые колючки причиняли ему боль, да еще, какую, то здесь, при всесторонней исцелительной поддержке Зои, боль притуплялась, казалась сущим пустячком.

Сама Зоя сидела-посиживала в плановом отделе быткомбината, крутила ручки или нажимала на клавиши счетных машин, иногда занималась нормированием, но ни разу не видела в лицо тех, для кого расчеты ее предназначались. Кто-то, возможно, чертыхался, кто-то радовался, получая эту цифирь, ей же было ни холодно, ни жарко. Так что опытом производственных конфликтов она вряд ли могла обогатить Григория. Впрочем, зачем ему этот дурацкий опыт, если есть сама Зоя — застенчивая и надежная, хранящая для него ясную улыбку и заветное слово?

Еще совсем недавно скажи кто-нибудь из друзей, что он вот так вот безоглядно влюбится, как самый последний мальчишка, сломя голову будет мчаться на свидания, ходить на всякие ерундовые фильмы, если она захочет, скажи ему совсем недавно об этом — и он поднял бы на смех кого угодно, даже Витьку, хотя очень его уважает.

Ведь до чего дело дошло. Собрались после Витькиной защиты у него дома. Без шума, только свои. (Чужие притащились на следующий день). Тосты перекатывались волнами — то возвышенные, то прозаические. Алешка в третий или пятый заход возьми да и ляпни:

— Пусть в личной жизни каждого из нас, друзья, будет так же ясно и определенно, как на работе! — ляпнул отрывисто, с грустной усмешкой; в лице его, простоватом, но привлекательном, угадывалась растерянность.

— Ишь, чего захотел! — пискнула пышногрудая Маргарита, очередная жертва Витькиного непостоянства.

Аленка смерила своего благоверного взглядом, в который вместились бы все льды соответствующего океана.

А Григорий отодвинул бокал, вскочил и заорал:

— Отменяется твой, Алешка, тост, отменяется! («По какому это праву?» — изумленно вытаращился Витька). Ты заведомо толкаешь нас на ошибочный путь. Если мы выпьем и начнем, как говорят, претворять этот тост в жизнь, нам головы не сносить. Что ж, по-твоему: двоим, соединенным по собственной воле, трудней найти общий язык, чем двумстам, случайно оказавшимся вместе? Абсурд! Предлагаю обратный тост: пусть у нас на работе будет так же ясно и определенно, как в личной жизни!

— Ишь, чего захотел! — пискнула Витькина жертва.

Зоя сидела рядом, тихая и податливая, и преданно улыбалась ему влажными губами.

А Витька сказал:

— По-нят-но! — и многозначительно покачал головой. — И все же, — прибавил он, — выпьем сначала за первый тост. Когда массу людей роднит большая, реально ощутимая цель — это, братцы, здорово! Здорово, если знаешь, куда и зачем топать, если уверен, что это позарез нужно, если спереди и сзади, справа и слева слышен гул шагов — пусть не всегда очень уж слаженный, но, главное, в одном с тобой направлении. На марше, в едином строю все отладится, будьте уверены!

Григорий порывался возразить, что это совсем другое и с этим-то он согласен, но ему на руку легла настойчивая Зоина ладонь и он промолчал.

А вот теперь Алексей ждет от него помощи… Надеется… Зато Аленка-то какова! Ни звука! Будто жизнь у нее распрекрасная, ну, чистый рай, ходи себе да песенки напевай, да глазками поигрывай. Характерец!

Григорий пообещал Алексею, что вечерком непременно заскочит. И он бы, конечно же, сдержал слово, если б в цех не принесли случайно завалявшиеся билетики на Магомаева, которого Зоя почему-то обожает…

А когда на следующий день он отправился-таки на чай, придумывая по пути всевозможные остроумненькие извинения, его встретили два потерянных и постаревших человека…

Аленка успела переобуться в домашние тапки, оглядеть в зеркало всю себя — и тоненькую упругую, как струна, фигурку, и большеглазое свежее лицо, и чуть раздавшиеся у щиколотки ноги, успела окинуть себя коротким оценивающим взглядом и осталась довольна осмотром, когда из комнаты вышел Алексей. Вид у него был встревоженный. Едва поздоровавшись, он сказал: