Мария Глушко - Год активного солнца

Пошел дождь — сперва редкий, крупный, ломаная стрела молнии пронзила небо, выстрелил гром, и на землю обрушился ливень — стена воды, за которой дрожали размытые контуры домов.

Что за лето! То сумасшедшая жара, то дожди с градом — вот тебе и год активного солнца! Жищенко боится, что потекут крыши. А каково строителям?

Она прикрыла окно, прошла к столу. Сейчас бы чашку кофе! Но Шурочки еще не было, и она открыла папку с делами обрядовой комиссии. Мысли шли вяло, не хотелось ни о чем думать, и делать ничего не хотелось, но она знала: через час-другой это пройдет, стоит только поглубже влезть в дела.

Просмотрела протоколы, план работы. Наткнулась на пухлую пачку бумаги — сценарий нового свадебного обряда. Чепуха какая-то. Не свадьба, а профсоюзное собрание. И протокол готов: написаны речи для жениха, родителей, для представителей организаций… Доморощенные стихи…

Кира Сергеевна взяла из стаканчика толстый красный карандаш, двумя сильными злыми линиями перечеркнула страницу.

Вошла Шурочка — как всегда, деловая и строгая, с аккуратно уложенной, стриженой головкой, которую она держала, как Кира Сергеевна, — чуть откинув назад.

— Доброе утро, Кира Сергеевна.

— Доброе утро. Сегодня вы рано.

Шурочка положила на стол письма, сказала:

— Я почему-то знала, что и вы придете рано.

Кира Сергеевна смотрела на нее, молодую, подтянутую, и чувствовала себя совсем старой и какой-то тяжелой.

— Успею я выпить кофе?

— Конечно!

Шурочка метнулась из кабинета, Кира Сергеевна слышала через открытую дверь, как там, в приемной, жужжала кофемолка и стучали быстрые каблуки.

За что она любит меня? Я с ней строга, не панибратствую, не дарю шоколадки, не привожу, как Жищенко, из командировок сувенирные пустячки. За что же? Носит и ставит на стол цветы, держит кофе, таблетки, оберегает без всякой меры, ссорится с посетителями.

Я этого никогда, наверно, не узнаю.

Шурочка внесла поднос с чашкой и сахарницей.

— Там Мельник пришел, но ведь еще нет девяти… — она посмотрела на часы. — Скоро с ночи станут приходить!

Кира Сергеевна мелкими глотками пила кофе и знала: сейчас никто ее не потревожит. Шурочка впустит Мельника в девять и не минутой раньше.

Странная маленькая женщина. Приходит сюда словно закованная в доспехи. Интересно, какая она дома? — подумала Кира Сергеевна и тут же забыла об этом, потому что вошел Мельник.

Почему-то лицо его было веселым, и сейчас он казался моложе, чем тогда, в поезде, но по-прежнему напоминал какого-то артиста.

— Ваш Цербер извинился передо мной за тот случай и всю вину взял на себя, — произнес он своим красивым, хорошо поставленным голосом. И улыбнулся.

Кира Сергеевна на улыбку не ответила.

— Скажите, вы женаты?

Он растерянно посмотрел на нее холодноватыми глазами.

— Да, но при чем здесь… Вы, наверное, забыли, я директор музыкальной школы…

— Не забыла. В поезде я назначила вам сегодняшний день.

Он повел плечами. Зачем-то ощупал свои запонки.

— Я женат, есть дети. Хотя не пойму, зачем эти анкетные данные…

Она вспомнила, как стояла тогда перед ним, неприбранная, в халате. Тронула кнопку, в дверях тотчас возникла Шурочка.

— Машину, пожалуйста.

— Машина ждет, Кира Сергеевна.

Мельник посмотрел сперва на Шурочку, потом на Киру Сергеевну.

— Вы уезжаете? А как же с моим делом?

Кира Сергеевна встала.

— Сейчас поедем смотреть вашу школу.

Он вскочил, суетливо посторонился, хотел пропустить Киру Сергеевну вперед, но вовремя сообразил, что тут не дама, а начальник, хозяин кабинета, и вышел первым.

Дождь кончился, посветлели лужи, солнце выжгло в сером небе голубые окна, влажный воздух сделался тяжелым и вязким.

В машине сперва молчали, он вытащил сигареты и, покосившись на Киру Сергеевну, тут же спрятал. Она заметила это, но ничего не сказала, а спросила о школе: сколько классов, учеников, где занимаются после того, как сгорело основное здание. Он отвечал, напирал на трудности, и потом, когда приехали, показывал и рассказывал, как трудно, тесно, большая скученность, классы мешают друг другу, жаль, что каникулы, нет занятий, а то она убедилась бы лично, что он не преувеличивает, что заниматься в таких условиях невозможно.

Кира Сергеевна молча осматривала главное одноэтажное здание школы. Оно выгорело внутри, сгорел пол, дощатые перегородки, рамы окон, двери. Слегка подмалеванный фасад его темнел проемами дверей и окон. Два приземистых флигеля во дворе уцелели, здесь-то и занимались теперь младшие классы. Кира Сергеевна заглядывала в маленькие, темные комнаты, и Мельник комментировал все, что она видела: громоздкие — в половину комнаты — шкафы, пианино, доски с вычерченными навечно пятью линейками и ключами — скрипичным и басовым.