Семен Паклин - Южный Урал, № 12

Часто бывает так. Работает долго человек на каком-нибудь месте и до того с ним, с этим местом, сживется, сработается, что уж и представить потом не может ни себя без этой работы, ни работы без себя.

И кажется ему: случись что-нибудь с ним — заболеет или переведут на другое место — пропадет дело. Захиреет, развалится оно, пойдет без него кое-как.

Вернувшись из армии, Лаптев проработал несколько лет ведущим технологом участка крупных отливок первого литейного цеха, но потом неожиданно заболел и был надолго оторван от привычного и полюбившегося дела.

Первое время, пока лежал в больнице, он часто звонил на участок, волновался, порывался пойти туда.

Напомнила о себе старая контузия, полученная им еще в сорок четвертом году. Пришлось ехать на курорт, принимать процедуры, выполнять режим, лечиться. Там, вдали, с тревогой вспоминал он, что новый технологический процесс на цилиндры остался незаконченным, что новые модели на блок требуют переделки, что молодой технолог, оставленный за него, Лаптева, вряд ли со всем этим справится.

Наконец лечение окончено. Только что вернувшись из Кисловодска, Лаптев сразу же явился на свой участок, увидел там массу накопившихся неотложных дел и зашел в кабинет к начальнику цеха Погремушко показаться и приступить к работе. Он и думать забыл, что в курортной книжке врачи написали ему что-то такое, из чего выходило, что ему работать в литейном цехе строжайше запрещено. Да мало ли что врачи пишут! Однако хитрый Погремушко, встретив его приветливо и в то же время с какой-то официальностью, тут же потребовал от Лаптева, как он выразился, «дефектную ведомость».

Ничего не подозревая, Лаптев спокойно подал ему маленькую помятую книжечку.

Погремушко, быстро полистав книжечку, сразу уткнулся в злополучную последнюю страничку. Лаптев и этому не придал особого значения. Он только понимающе улыбнулся, зная, что не так-то просто вырвать инженера из цепких волосатых пальцев Погремушко. Люди, нуждающиеся в перемене работы, с более солидными документами, чем курортная книжечка, месяцами ходили к Погремушко, упрашивая его отпустить из цеха. Никогда никого Погремушко не отпускал добровольно. Только приказ директора завода мог заставить его подписать на работника переводной листочек из своего цеха в другой. Лаптев знал это и спокойно, с чуть заметной иронией наблюдал, как вчитывался начальник цеха в неразборчивые каракули врачебного заключения. Он представлял, как Погремушко сейчас, сделав страдальческое лицо, начнет жаловаться на недостаток кадров. Потом он станет уговаривать Лаптева «пока поработать, а потом посмотрим», и так будут они опять вместе работать три, и пять, и десять лет.

Лаптеву нравились и литейка и Погремушко. То, что он, пожалуй, хитроват, даже и неплохо: литейке от этого не хуже.

Но неожиданно Лаптев встревожился: Погремушко старался изобразить на лице сочувствие.

Ругать своих работников Погремушко умел мастерски. Стыдить тоже. Высмеять опростоволосившегося мастера или прозевавшего брак технолога никто так не умел, как Погремушко. Но сочувствие? Нет, сочувствия еще не замечал на лице Погремушки Лаптев.

— Да, трохи неважны твои дела, Тихон Петрович, — тянул Погремушко, мешая как всегда русскую речь с украинской. — Причепились, хай им пусто, — отдай термиста и все…

— Что такое, Тарас Григорьевич? Кто прицепился? — удивленно спросил Лаптев.

— Да болезни-то, болезни твои, — качал головой Погремушко, — причепились до тебя… Разнюхали, что ты термист. Тьфу! — с досадой сплюнул он. — Одним словом, не болезни. Тут такое дело. Главный металлург как-то разнюхал, что ты термист, ну и добрался до директора. А повод наизаконный — состояние здоровья. Что поделаешь? Пришлось отпустить. Теперь у главного металлурга ждут, когда ты на работу выйдешь.

Как ни сердился Лаптев, как ни старался доказать, что здоров и уходить из цеха не хочет, Погремушко только разводил руками.

И сейчас Лаптев нехотя шагал из своего цеха в отдел главного металлурга, проклиная и курорт, и не в меру осторожных врачей.