— Вы в управлении были? — спросил генерал, не поворачивая головы и не останавливаясь.
— Был, товарищ генерал.
— И что же?
— Они лекарства не выдали. Они сказали… — Голубеву хотелось как можно мягче рассказать о том, что было в управлении. В конце концов они поняли, выдали, оказались хорошими людьми. — Они отложили это дело до завтра. Не было начальника…
— Так зачем же вы поехали к члену Военного совета? — сердито перебил генерал, остановившись и смерив Голубева взглядом. — Почему сначала не доложили мне?
Голубев был настолько возбужден и переполнен радостью, что гнев генерала истолковал по-своему: «Он, очевидно, сам собирался сделать то же. Он обиделся, что я его обошел».
— Я поспешил, товарищ генерал. Я к вам заходил…
— Шуму наделали на весь округ, — сказал генерал несколько мягче, — Завтра после совещания зайдите ко мне.
— Слушаюсь.
Начальник госпиталя увидел в коридоре профессора, окруженного врачами, и подошел к нему.
— Пришлось, знаете, помочь, — быстро проговорил Сергей Сергеевич.
— Благодарю, Сергей Сергеевич. Мы краснеем за нашу нераспорядительность, — сказал генерал.
— А мне остается извиниться, товарищ генерал, за своего подчиненного. — Песков сделал легкий поклон. — Теперь вы сами убедились, какой у него характер.
Генерал покосился на Пескова, потом бросил добродушный взгляд на Голубева и сказал:
— Характер ничего, подходящий. — Он взял профессора под руку и направился к выходу. — Двенадцатый час, всем пора на отдых.
— Что он? — спросил Бойцов, отводя Голубева в сторону. — Очень ругал?
— Нет, Петр Ильич. Он — замечательный человек.
— Я никогда еще не видел его таким свирепым. Видно, дали ему почувствовать.
— Кто дал?
— Член Военного совета. Вы же сами ему писали.
Тут только до Голубева дошло, что стрептомицин получен благодаря срочному вмешательству члена Военного совета.
— Какой, должно быть, великолепный человек член Военного совета, — проговорил Голубев с чувством. — Все узнал, и понял, и помог.
— Идемте спать, — сказал Бойцов.
Голубев спать не пошел. Разве мог он сейчас уснуть? Он вернулся в палату и велел Василисе Ивановне принести кресло, но не сел, а принялся бесшумно и бесцельно ходить по палате. Его мучила жажда деятельности, а делать было нечего.
Сестра и нянечка вполне справлялись с уходом за больным. Прасковья Петровна продолжала сидеть неподвижно. Голубеву оставалось ждать.
— Кислорода хватает? — поинтересовался он, беря s руки подушку и открывая кран.
Струя кислорода холодком обожгла лицо.
— Два баллона в запасе, — ответила Ирина Петровна, вытирая стерилизатор.
«Какая она прекрасная женщина! Труженица. Она, кажется, не отдыхала несколько дней. Вид у нее утомленный».
— Вас кто утром сменяет? — спросил Голубев участливо.
— Наверное, Аллочка.
Он вспомнил, что Аллочка на плохом счету. Это она недоглядела, когда Сухачев убежал из палаты. Но Голубеву тут же захотелось оправдать ее.
— Что ж, Аллочка — славная сестра. Она стала лучше работать, — сказал он с тем желанием восхищаться всеми людьми, которое появилось у него сегодня. — А вам необходимо отдохнуть, отоспаться.
— И вам, доктор.
Голубев пожал плечами, подошел к столику, осмотрел иглы, шприц. Все было в порядке. Шприц разобран, в иглах торчали тонкие волоски.
Нет, ему решительно нечего было делать. Голубев сел в кресло, откинулся на спинку и положил ногу на ногу, Сухачев все так же лежал с открытыми глазами и глухо постанывал. Прасковья Петровна опустила руки на колени.
— Прасковья Петровна, вы бы отдохнули, — предложил Голубев.
Прасковья Петровна взглянула на него и ничего не ответила.
Послышался несмелый стук. Василиса Ивановна приоткрыла дверь, высунула голову, с кем-то пошепталась.
— Вас просят, доктор.
Голубев обрадовался, — есть какое-то занятие.
В коридоре, прижавшись спиной к стене, стоял среднего роста человек с вытянутым вперед, как бы сплюснутым лицом. В первую минуту Голубев не узнал его — такой он был невзрачный и жалкий.
— Слушаю вас, — сказал Голубев приветливо, стараясь ободрить этого жалкого человека.
— Вы меня извините. Уже поздно. Я, быть может, некстати, — проговорил тот, робко улыбаясь.
— Нет, нет, пожалуйста.
— Я из управления. Вы, очевидно, меня не узнаете. Я — Тыловой.
Как ни великодушно был настроен Голубев, эта неожиданная встреча рассердила его.
— Что вам угодно? — спросил он сухо и официально.
Читать дальше