Даниил Краминов - Сумерки в полдень

— Мы не своей волей пришли, — продолжал Федотыч, — соседи послали. Спросите, говорят, у жильца вашего, ведь он ученый человек, правильно, что грибы скорую войну предвещают или как?

Он напряженно смотрел в лицо Антона, и его взгляд выражал ожидание и беспокойство.

— Ну подумайте сами, как могут грибы предвещать войну? — заговорил Антон, поднимаясь. — Грибов много, потому что дожди. В других местах дождей нет, нет и грибов, и примет там тоже никаких нет.

— Приметы везде есть, — поспешила вставить Агриппина, отдирая пальцы мужа от своего плеча и порываясь к Антону. — Сестра Марьи, соседки нашей, из-под самого Пскова приехала и сказывает, что у них там хоть грибов и нет, а все только о войне и говорят. Заместо грибов там все лето звезды падали. «Так, — говорит, — и сыпались, так и сыпались, будто их кто с неба стряхивал, что яблоки с яблонь».

— Ни грибы, ни звезды не могут ничего предвещать, — назидательно возразил Антон. — Все разговоры об этом — одно суеверие.

— А мужики говорят, не миновать нам войны с немцами…

— Много ваши мужики знают! — иронически воскликнул Антон.

Газеты уже давно писали, что опасность большой войны в Европе возрастает, а Володя Пятов, приезжавший в начале лига на несколько дней в Москву, рассказывал, что война чуть было не вспыхнула в мае, когда Гитлер двинул свои дивизии к чехословацким границам. Но Чехословакия сумела в несколько дней поставить под ружье более миллиона солдат, и немецкие генералы, обнаружив против себя многочисленную, хорошо вооруженную армию, не решились начать военные действия. Игорь Ватуев, выслушав Володю, лишь насмешливо ухмыльнулся. Он был помощником высокопоставленного дипломата и хвастливо намекал, что знает значительно больше других. Встретив вопрошающий взгляд Антона, Игорь сказал, что дело вовсе не в немецких генералах, а в Гитлере: встретив единодушный отпор со стороны Праги, Москвы, Парижа и Лондона, он струсил. И Ватуев тут же рассказал им не то анекдот, не то быль: единодушие четырех столиц вызвало у Гитлера такой припадок ярости, что фашистский фюрер упал в истерике на пол, катался по ковру и грыз его, за что получил прозвище «пожиратель ковров». После майской неудачи Гитлер присмирел и, как полагал Игорь Ватуев, присмирел надолго, может быть, даже навсегда. Володя подтвердил, что Гитлер действительно «притих». Он покинул Берлин и спрятался в своем убежище в горах Баварии. И хотя в Москве в последние месяцы много говорили о призывах в Красную Армию, этому не придавали особого значения: как гласил популярный лозунг «Хочешь мира — готовься к войне». Все надеялись и даже верили, что враг не осмелится развязать войну: ведь его, как уверенно утверждали знатоки и ораторы, ожидал неминуемый сокрушительный разгром.

— На нас не посмеют напасть, — сказал Антон, твердо веря в то, что читал в газетах, слышал в разговорах. — А если нападут, то получат такой отпор, что и костей не соберут.

Выражение ожидания и тревоги сменилось на лице Федотыча откровенным разочарованием. Он обиженно замигал и, взяв Агриппину под локоть, направился к двери.

— Чепуха на постном масле получается, — глухо проворчал он. — Говорили, ученый человек, а он, как Игнат Кумушкин на собрании, — только словами сыпет…

Дверь за ними закрылась медленно, но плотно и крепко, будто с той стороны ее подперли бревном.

Быстро красневший Антон вспыхнул от стыда: Игната Кумушкина звали в деревне «орателем» и «звонарем», и сравнение с ним не могло сделать чести «ученому человеку». Антон вернулся к столу, где его ждала неоконченная страница, раздраженно бросил ее на стопку исписанных листков и, взглянув в окошко, задумался.

— Идиотство! — выругался Антон про себя. — Такое суеверие после двадцати лет новой жизни! «Дурные приметы»! «Знамения»! Чертовщина какая-то!

Однако чем больше он размышлял, тем меньше хотелось ему возвращаться к рукописи: давние интриги хитрых и циничных политиканов — Дизраэли и Бисмарка — казались теперь мелкими, почти ничтожными в сравнении с той опасностью, которая волновала жителей Заборья.

Обычно, когда трудно подвигалась работа, Антон шел в Широкое и оттуда звонил в Москву Кате. Разговор с ней «вдохновлял» его, и трудности оказывались позади. Он решил прибегнуть к испытанному средству и направился лесной дорогой в соседнее село.

На опушке из крайних кустов орешника неожиданно и шумно появился сосед Федотыча Серега Ухватов, заставив Антона отпрянуть назад. Пьянчуга и враль, Серега любил потешаться над чужой неудачей или промахом, и испуг москвича развеселил его.